Недоброе почувствовал я в этом маневре и быстро повернул голову назад. Так и есть! К моему хвосту пристраивался «мессер» из первой пары. Его желтый нос угрожающе приближался. Скорее ощутив, чем осознав опасность, я рванул истребитель в крутой разворот с таким глубоким креном, что чуть не «прилип» к обрывистым замшелым скалам. Сумасшедший разворот спас меня от гибели, но не спас самолета. Длинная пушечно-пулеметная очередь зацепила правое крыло. Самолет задрожал, крыло покрылось рваными отверстиями. Мое правое бедро пронзила резкая боль. Скрывшись за сопку, немного отдышался и получил возможность оценить обстановку. Она сложилась не в мою пользу. Своих товарищей я не видел, сигналов по радио не слышал. Словом, остался один против четырех истребителей врага. Передышка длилась считаные секунды, а потом началось… Четыре «мессершмитта», замкнув надо мной круг, один за другим падали в пике и не жалели снарядов и пуль. Я только успевал увертываться. Закрывался от трассирующих ливней за сопками, волчком вращаясь вокруг них, нырял с головокружительной скоростью в ущелья, крыльями чуть ли не зацепляя скалы. А фашисты не переставая стреляли, словно их боезапас не иссякал… Жарко мне пришлось в первые минуты неравного боя. Но постепенно «привык», успокоился, стал лучше видеть и на особо нахальных сам переходил в контратаки. Мой истребитель с ревущим мотором несколько раз повисал за хвостами «мессеров». Я фиксировал в прицеле их хищные силуэты с черными крестами, нажимал гашетку – пулеметы молчали. Трудно передать мое состояние: все двенадцать пулеметов вышли из строя. Вероятно, была разбита воздухосистема пневматического спуска пулеметов, и я оказался безоружным. Фашисты, наверное, догадались, почему не стреляю, и, обнаглев, усилили атаки. Бешено крутился вокруг сопок мой истребитель. Я носился вдоль ущелий, успевая увертываться от снарядов, пуль и от гранитных скал, которые и защищали, и каждую секунду грозили смертью.
Так, вертясь под обстрелом врага над Ура-губой, я увидел костер с высоким столбом черного дыма – догорал наш самолет – и недалеко от него второй истребитель, уткнувшийся носом в пологий скат сопки. Гибель товарищей переполнила злостью, я вошел в такой азарт, что был готов бить фашистов чем попало: винтом, крылом, всем самолетом. Вспомнил про «катюши» – реактивные снаряды. Почему они не сработали? Улучив момент, я нагнулся. Быстро взглянул на левый борт, где была укреплена небольшая коробочка с вращающимся барабанчиком в центре. Так и есть! Барабанчик провернулся. Вмиг установил барабанчик на место. «Катюши» были готовы к действию. В таком воздушном бою я мало на них рассчитывал, но другого выхода не было… Вот свалился на меня один из «мессеров». Летчик начал обстрел. Я – за сопку. Снаряды и пули, кроша гранитную скалу, брызнули во все стороны. Изловчившись, послал «катюшу». Снаряд не попал, он разорвался впереди, но фашистский истребитель шарахнулся в сторону. Я расстрелял все «катюши». Ни одна из них не причинила фашистам вреда, но сбила их наступательный пыл. Бросив взгляд на приборную доску, увидел: кончается бензин. Еще десять – пятнадцать минут полета, и мне падать. Включил радио.