Мэр умолкает, давая слушателям осознать сказанное.
– И понемногу, по капле, пропаганда шпионов (о да, у пустых есть самые настоящие шпионы!) проникает в умы. У пустых есть и помощники – мятежники, которые живут среди нас и с готовностью пересказывают лживые сказки. Нам внушают, что свет доброты согреет наши души. Рассказы о миролюбии пустых убаюкивают любые подозрения, мы думаем, что всё хорошо. Приглашая отдохнуть у огня, пустые нашёптывают о мире и покое, и мы верим, что пришла пора отдохнуть. Но пока мы беззаботно дремлем, мятежники нанесут удар, и огонёк уюта обернётся лесным пожаром, готовым уничтожить нас, уничтожить всё на своём пути.
Лонгсайт обводит толпу горящим взглядом, над площадью разносится его грозный рык:
– Вставайте! Поднимайтесь на битву!
Я застываю, пригвождённая к месту этим криком.
– Мы были слишком доверчивы – и просчитались. Мы слишком охотно поверили в добро, и пустые проникли к нам, чтобы воспользоваться нашей наивностью. Не выйдет!
Оглянувшись, я вижу вокруг потрясённые лица. Такой речи никто не ожидал. Это похоже на боевой клич, на призыв к войне.
– Мы будем готовы! Мы будем внимательны, всегда настороже и не пропустим предателей в наши ряды! Мы вернём чистоту идеалов нашему обществу и станем достойны нашей истории. Время пришло! Согласны?!
Охваченная неистовством, толпа восторженно ревёт, аплодирует, топает ногами, и мэр Лонгсайт подаёт сигнал кому-то невидимому за чёрным занавесом. Потом, дождавшись тишины, склоняет голову, будто в молитве. Долго стоит неподвижно и вдруг обводит площадь пронзительным взглядом.
– У меня очень важные новости. Пустые готовят восстание. У меня есть доказательства. Для многих это станет ударом, ведь осуждённый жил среди нас и кто-то считал его своим другом. – Лонгсайт резко втягивает воздух и буквально выплёвывает следующие слова: – На прошлой неделе вынесено решение: Коннор Дрю, один из наших уважаемых обрядчиков, тот, кому мы доверяли наших почивших родных, виновен в краже кожи.
По толпе пробегает волна потрясения, и я вздрагиваю вместе со всеми. Я не знакома с Коннором Дрю, быть может, он работал с папой, но от одной мысли, что кто-то может присвоить чужую кожу, мне становится не по себе. Думаю о папе, о том, как важно сохранить каждую частичку его кожи. Без кожи мы ничто: нет ни истории нашей жизни, ни возможности остаться в сердцах любимых после смерти. Какой негодяй осмелится украсть чью-то историю? Зачем?