Кажется, на этот раз меня простили. Зря я так несправедлива к маме. Осторожно, прихватив полотенцем, вынимаю из духовки горячий противень. Перекладываю на тарелку два ломтика ветчины, едва не обжигая пальцы. Зачерпываю из кастрюльки на плите картофельного пюре и сажусь за стол. Мама не смотрит на меня – покончив с ужином, читает книгу.
Вот что я сделаю. Устрою ей проверку.
Беру с буфета лист бумаги и кладу рядом с тарелкой. Вилка в левой руке, карандаш в правой, ем и делаю набросок.
– Дорогая моя, неужели обязательно всегда рисовать за едой?
Мама так острит. Это наша дежурная семейная шутка: мама за столом всегда читает, я всегда рисую, а папа всегда порицал нас за необщительность. Но сегодня получается не смешно.
– Скоро экзамены, мне надо готовиться.
Теперь мама смотрит на рисунок, и росчерки моего карандаша становятся чётче, я затушёвываю птичье крыло. Мама опускает книгу на колени и вглядывается в мой эскиз.
– Сегодня на площади проводили церемонию нанесения знака, – говорю я, не отрывая глаз от бумаги.
– Да, я слышала. – У мамы спокойный голос, может быть чуть громче обычного. – У нас на чтениях только об этом и говорили. Я никогда не видела такой церемонии, даже не знала, что их всё ещё проводят. – Слышу шелест страниц, но, когда отрываю глаза от наброска, вижу, что мама смотрит на меня. – Много ли народу собралось на площади?
– Да, много. – Поворачиваю рисунок, чтобы тщательнее прорисовать клюв. Знаю, мама не сводит с меня глаз. – Тому человеку нанесли вот такой знак. – Придвигаю рисунок поближе к маме. Неужели она вздрогнула или мне показалось? – Это знак Забвения. Ужас, правда?
Ну же, мама, расскажи мне всё как есть.
Она изучает рисунок, избегая смотреть мне в глаза.
– Ты станешь великолепной чернильщицей, звёздочка моя, – говорит мама, возвращая мне листок. – Однако надеюсь, что такие знаки тебе наносить не придётся.
В надежде услышать хоть что-нибудь интересное от мамы, заставляю себя продолжить рисунок, ярче выделяю перья.
– Если хочешь, можем в следующий раз пойти вместе. А кого отметили этим знаком? Ты его узнала? – спрашивает мама, поднимаясь отнести тарелку в раковину.
– Нет, никогда его не видела. Но преступление он совершил ужасное – украл лоскут чьей-то кожи!
Я не отрываю от мамы глаз, и мне кажется, что она на мгновение замирает посреди кухни.