Когда Аркадий под доносящееся из-под пола сначала «Огней так много золотых на улицах Саратова…», а потом «Волга-реченька глубока бьёт волнами берега…» вроде бы «созрел», с ним как будто что-то произошло. Что-то совершенно непредвиденное. То, чего он меньше всего ожидал. Да что меньше? Вообще не ожидал! Ему вдруг показалось, что он не хочет совершать самое главное, ради чего, собственно, и ложился с подругой в постель и ради чего он её, как положено, ласкал, возбуждал и, естественно, возбуждался сам. Ему не хочется ЭТОГО. Что за чёрт?..
Валя лежала, кажется, совсем не дыша, только её сердце громко тук-тук-тук. Ждала, что будет дальше, а он… уподобившийся деревянной колоде… Кажется, тело его онемело, а в горячей голове сейчас как будто кипяток: «Но ты же действительно этого не хочешь…» И это была сущая правда: ему действительно в последний момент вдруг взяло и расхотелось. Как будто ножом желание чик – и нету! Хоть ты волком вой! Наконец Валя, кажется, тоже осознала, что с её другом не всё в порядке. «Что?» – робко. «Не знаю… погоди… Давай ещё просто… полежим немного». Валя не возражала. Они полежали, касаясь телами друг друга, ещё несколько минут. Желаемое возбуждение к Аркадию не возвращалось. Его инструмент сморщился, превратился в нечто жалкое. Такое позорище с ним, с инструментом то есть, а не с самим Аркадием, случалось впервые.
Когда прошло ещё несколько минут, всё же решился признаться Вале в своём бессилии. «Слушай, какая-то, честное слово, чертовщина. Давай пока… оставим это… На утро». – «Давай, – покорно согласилась Валя и добавила через минуту: – А ты не заболел?» – «Да нет, непохоже. Просто у меня день был очень тяжёлым. Чуть на тот свет не отправили». – «Да ты что?! И молчишь! Расскажи». Пока долго рассказывал – и про то, как ехал по снежной каше, как на него наскочила «сузуки», как переругивался с хозяйкой, как… нет, про то, как встретился глазами с той, что «не можно глаз отвесть», уже ничего не рассказал, не успел – подруга, убаюканная его словами, благополучно заснула.
Они расстались на зорьке. Хотя какая там зорька? С первым автобусом, начало седьмого, кругом темным-темно. Весь Первомайский от мала до велика спал мертвецким сном. Он был единственный пассажир в холодном, неотапливаемом салоне. «Что, паренёк, – зевающая поминутно пожилая кондукторша, – так невесел? И в такую рань. Любушка, видать, не дала?» – «Да, есть немного», – вялый, совершенно не выспавшийся Аркадий не стал перечить кондукторше. «Строптивая очень? Ничего, ты ещё молодой. Вон какой бутончик. В следующий раз даст. Обязательно. Можешь не сомневаться». – «Будем надеяться», – вяло отбрехнулся он.