– Ну, раз Никита жив, пора и нам, братцы, приниматься за трапезу, – довольно произнес один из казаков.
– А ты что, хотел бы, чтобы я издох, як собака, от башкирского мяса?
Казаки вновь рассмеялись.
– Побойся Бога, Никита, – изворачиваясь, заюлил казак. – Я хотел сказать, что если Никита не помер, знать, жрать можно всем.
Никита, посмотрев на него, усмехнулся:
– Я тебя еще переживу.
Касым исчез в юрте и вновь появился оттуда с новой порцией мяса. Казаки принялись за ужин. Их пиршество перемежалось с шутками и ругательствами.
Иван вышел из юрты:
– Ногаев-то хоть покормите, сдохнут же с голоду.
– Обождут пока ногаи, – крикнул в ответ Никита, пережевывая очередной кусок. – Сам-то, Иван, чего не идешь?
Кольцов махнул рукой:
– Да успею еще.
Ему не давала покоя фигура Айгуль. Но красивая молодая башкирка была лишь минутным грехом. Да и какая из нее жена, только для гарема сгодится.
Ногаи с жадностью пожирали мясо, принесенное им Касымом, но в черных глазах светилась ненависть к тому, кто сейчас о них заботился. Иван подошел к старшему ногаю. Тот с жадностью пережевывал кусок сочной баранины. Жир стекал по его жидкой бороденке и густыми каплями падал на расшитый золотом кафтан.
– Жрешь, да? – Иван сел перед ногаем на корточки.
Ногай осклабился:
– Чего тебе?
– Потолковать хочу.
– Потолкуем… – Ногай прожевал кусок и впился глазищами в Кольцова.
– Завтра утром мы уходим на Яик. Отдадим тебе двух коней, посол. Остальные твои люди будут ждать тебя у Касыма. Воротись обратной дорогой.
Ногайский посол кивнул головой.
Когда солнце взошло над степью и лиц ногаев коснулись его теплые лучи, посол открыл один глаз. Юрта стояла на том же месте. Башкир Касым загонял овец в загон. Посол приподнялся. По степи клубилась пыль от лошадиных копыт.
– Ушел казак-урус, – злобно пролепетал посол, разминая затекшие ноги.
Вогульская деревня стояла в излучине реки. Старик Елдан сидел на пне и вязал из ивовых прутьев силок для ловли куницы.
– Мало-мало зима придет, – говорил он внуку Ах-тамаку, сидевшему у его ног с деревянной фигуркой лося. – Зима придет, Карача ясак повезем.
Он поднял голову вверх. Налитые свинцом осенние тучи медленно проплывали над рекой Утерэ, осыпая его седую голову редкими снежинками.
– Много ясак хорошо: Карача добрый. Мало ясак: Карача злой. Война придет, деревню сожжет.