Студентка 3-я: Если они подобны тебе, то как же это возможно?
Артемида: Демон мгновения есть, роковая страшная сила, в жизни людей случайность – божество отдельного мига. И благодетельным миг тот бывает, но чаще – зловещим, и жестоким потом его человек нарекает. (помолчав) Была в свите моей нимфа Каллúсто, из всех (растягивая слово при произношении) прéкрáснейшая, вместе мы все охотились, потом отдыхали, купались, пищу вкушали, общались легко, беззаботно. Но однажды заметила я, что фигура Каллисто стала иною: стан её стройный был искажён, стала тяжёлой она, бремя такое бывает у женщин лишь после связи с мужчиной. В гневе, что смела она тайком мужчину познать, что связь от меня эту скрыла, целомудрие утратив своё, что по-прежнему в свите моей была средь невиннейших дев, их развращая, я превратила Каллисто в медведицу.
Студентка 3-я (в ужасе): В медведицу?!
Артемида: Гнев был мой страшен. Медведица с рёвом скрыться пыталась, но от моей же стрелы рухнула наземь она.
Студентка 3-я (ошеломлённая): Ты убила её?.. А кто же был тот мужчина, что соблазнил Каллисто? Его ты не пыталась наказать?!
Артемида: Слышу упрёк я в этих словах, и горько мне слышать. Я б и желала его наказать, да то невозможно.
Студентка 3-я: Ты же богиня!
Артемида (гневно): А он тоже бог! Гневалась я на Каллисто, что невинность утратила, гневалась я и на Зевса за любовь к деве Каллисто!
Студентка 3-я (с возмущением): Опять Зевс!
Артемида: Так возмутило меня, что он принял мой облик, чтобы Каллисто ему не противилась… Но не в силах моих наказать отца своего, Громовержца.
Студентка 3-я: Он принял твой облик?! (помолчав) Бедная Каллисто… Ты слишком сурова, богиня.
Артемида: Да, я сурова. Люди меня называют медвежьей богиней, убийцей, но ещё и защитницей, и охранительницей, дарующей лёгкую смерть. Строго слежу за порядком, за тем, чтоб обычаи все соблюдались, а к нарушителям я беспощадна.
Студентка 3-я: Но ты наказываешь только женщин?
Артемида: Нет, вовсе нет, немало от моих стрел пострадало мужчин. Как-то охотник один молодой, Актеон его звали, подсмотрел омовенье моё. Я после охоты купалась с нимфами свиты своей. Никто дотоле из смертных не видел моей наготы. Вдруг в кустах чужака увидала, вскрикнула я от досады – так ненавистны мне все, кто покой мой посмеет тревожить. Превратила его я в оленя, помчался прочь Актеон, а за ним его же собаки. В обличье оленя они его не узнали. Долго длилась погоня, но всё же псы настигли его и на клочки растерзали.