– Оббегал? От кого бежал?
– Да по делу бегал. Тренировался. Кросс называется. Я легкоатлет. Бегаю, прыгаю, метаю диск и копьё, ядро толкаю.
– Всё сразу? И то и другое и пятое, и десятое? – Надежда высвободила руку, сошла с дороги и сорвала с обочины твердый фиолетовый цветок.
– Ну да. Десятиборье называется, – Лёха случайно наткнулся на мысль, что с девушкой говорит впервые не о страсти и желании покрепче её обнять и приголубить. – А на кой чёрт ей мои копья, кроссы, ядро с бегом? Во, дурак.
– Ну, ты чего замолк? – Надя уже шла с ним рядом и касалась плечом его руки, опущенной в карман. – Интересно же. Разряд, наверное, имеешь?
– Первый взрослый. Хочу мастера сделать через пару лет.
– А я дома сидела до института, – она рассмеялась нежными бархатистыми интонациями. – Английский с репетитором учила и декоративной росписью
по фарфору занималась. Под Гжель. Слышал про такую роспись?
– Ни разу, – сам удивился Лёха. – Читал, вроде много. Про хохлому читал, про финифть. А Гжель… Не, не знаю.
– Покажу в городе, – Надя взяла его под руку и они повернули в степь. К озеру. Шли долго и всё время говорили. О разных странах. Об Африке и Австралии, о жизни и гении Бетховена, о Микеланджело Буонаротти и новых самолётах ИЛ- 76.
Лёха не считал времени, не думал о том, сколько сидели они на траве возле воды озёрной, не помнил, как окутанные разговорами и спорами о самых разных вещах, делах и людях, в темноте вечерней шли обратно. На огоньки в окнах вагончиков и свет лампочки, прибитой к специально вкопанному столбу.
– Ну, пошла я? – не сказала, а почему-то спросила Надежда.
– Конечно, – Леха глянул на часы, но ничего на циферблате не разглядел.– Поздно уже. Отдыхай. Завтра нам за колосками ползать с утра до вечера.
– Мы хорошо погуляли, – Надя подала руку. – С тобой интересно.
– И мне с тобой, – Лёха прижал её ладонь к щеке. – Горит лицо?
– Горит!– удивилась Надежда.
– Это от удовольствия. Ну, пока!
– До завтра, – махнула рукой девушка и растворилась, как и тогда, в темноте за дверью странного жилого сооружения для временных людей.
Лёха ещё долго курил, ходил мимо всех вагончиков. Останавливался, затягивался покрепче, но сознание не прояснялось. Он хотел выбить из него понимание того, что с ним происходит. Вроде бы и ничего. Но было Лёхе не по себе. Будто подарили ему на день рождения прекрасный новейший самолёт-виртуоз. Красивый, нужный, желанный. А он не знал, как взлететь. И если даже взлетит случайно, то где и как приземлится.