Утреннюю, острую, пронзительно-чистую свежесть середины лета мало-помалу сменял теплый денек. Я дышала полной грудью, подставляла лицо ветерку и улыбалась от уха до уха. Некоторое время мы молчали. Это было спокойное, умиротворенно-довольное молчание людей, объединенных общей целью и вполне расположенных друг к другу, людей, которым приятно не только беседовать, но и просто слушать. Слушать просыпающийся за нашими спинами город, случайную болтовню проезжего и прохожего люда, птиц, насекомых, дыхание ветра. Когда народа, стремящегося до жары успеть в Мидан и сладить с делами, стало поменьше, я вдруг спросила, позвав едущего впереди мужчину:
– Эй, а Гиз – это твое имя или прозвище?
– Почему это тебя так интересует, магева?
– Отвечать вопросом на вопрос невежливо. – Я показала киллеру язык. – А вообще-то Лакс, Кейр и Фаль – это ведь, сам знаешь, сокращения от имен полных, вот я и любопытствую, ты такой же длинносочиненный или как?
– Или как, – хмыкнул он. – Мое имя осталось за порогом служения. Гиз – прозвище. Я не могу перевести его точно, в местном языке нет такого определения. Это узкий, тонкий трехгранный клинок, не длиннее среднего кинжала, способный пройти сквозь кольчугу или отверстие в броне.
– Его еще и ядом небось мажут, – подсказала я.
– Мажут. – Намек на холодную улыбку тронул губы чуть удивленного моей догадливостью Гиза.
– Знаю, я читала о таком оружии, у нас оно считается разновидностью стилета, – продолжила, довольная собой (не зря папин справочник временами полистывала!). – Тебя красиво и, по-моему, метко прозвали, мне нравится. Интересно, только за профессиональные навыки или за телосложение и манеру речи?
– Думаю, за все сразу, – пожал плечами мужчина, но, кажется, я ему польстила.
– А в нашем мире Гизы когда-то были герцогами, родней короля одной весьма интересной страны, – поделилась своей ассоциацией. – Ты, кстати, не из дворян?
– Мое прошлое позади, не стоит его ворошить, магева, – замкнулся в себе Гиз, отвернулся и, похоже, собрался послать коня вперед, подальше от болтливой и любопытной девчонки.
– Ладно, ладно, не сердись, уважаю право на частную жизнь! Свобода одного человека кончается там, где начинается свобода другого. – Я примиряюще подняла руки ладонями вверх.
– Это как? – поинтересовался новым правилом Кейр.