Наша хижина стояла на поляне в центре острова. Мы были не первыми, кто поселился там, – эти острова имеют долгую историю беглецов. Почти столетие назад здесь селились французские охотники за мехами, говорившие с необычайно ярким, переливчатым акцентом. Лесорубы с богатырскими плечами и рыбаки, ценившие серебристого лосося. Позже, прячась от войны, пришли уклонисты. Хиппи, не признававшие правил. Острова поглотили их всех, а штормы и долгие темные зимы снова выплюнули большинство из них. Необузданная красота этих мест легко изумляла и так же легко могла убить.
Нашу хижину построил самый настоящий беглец. Он поселился в таком месте, где его никто не мог найти, и построил свой дом из деревьев, которые сам же и срубил. Этот человек провел на острове сорок лет. Он расчищал место для сада и сажал фруктовые деревья. А потом, однажды осенью, просто исчез. Говорят, утонул. После этого хижина пустовала долгие годы, пока не приехали мы. Найдя яблони рядом, мы открыли ее дверь и увеличили население острова до двух человек.
Я была слишком мала и не запомнила наше прибытие на остров. Помню только, что жила там. Помню тропинки, блуждавшие между деревьев, бдительно стоявших на страже, как в сказках, а также запах земли под нашими ногами, богатый и необычный, глубокий и особенный. Помню единственную комнату хижины, большое кресло у дровяной печи, сборник волшебных историй и коллекцию научных книг. Помню запах древесного дыма и сосновой смолы от бороды моего отца, когда он читал мне по вечерам, и призрачный аромат трубочного табака – обонятельное напоминание о беглеце, которое впиталось в стены и никогда полностью не исчезало. Помню, как дождь, казалось, говорил с крышей, когда я засыпала, и как огонь в печи трещал и требовал тишины.
Больше всего мне запомнились ящички. Это были самые таинственные ящички, которые я когда-либо видела.
Мой отец начал мастерить их, как только мы поселились в хижине, и вскоре они выстроились вдоль наших стен от пола до потолка. Ящички были маленькими, их полированные деревянные поверхности были не больше детских ладошек. Но их было много, они буквально окружали нас, как лес и острова за дверью.
В каждом лежала одна маленькая бутылочка, а внутри каждой бутылочки – таинственный листок бумаги, свернутый рулончиком. Стеклянные пробки были запечатаны воском разных цветов – красным в верхних рядах, зеленым – в нижних. Мой отец почти никогда не открывал эти флаконы.