Время уносит все: длинный ряд годов умеет менять и имя, и наружность, и характер, и судьбу.
Скупость есть порок старости, как расточительность – юности.
Скупость льнет к старости; любовь – к молодости.
Скупость не требует ни расточения сил, ни юности, ни здоровья: чтобы сберегать доходы, не нужно ни суетиться, ни хлопотать – достаточно лишь прятать деньги в сундук и во всем себе отказывать. Это удобно для стариков, которые тоже должны питать какую-нибудь страсть, ибо ведь и они – люди.
С возрастом больше понимаешь, но меньше чувствуешь.
Чувствительность и доверчивость истощены у стариков, но последних сближает нужда и связует разум: в юности дружат нежнее, в старости – крепче.
Невоздержанная и сластолюбивая молодость передает старости изношенное тело.
То, чем мы грешим в молодости, приходится искупать в старости.
В молодости страдаешь, что тебя как магнитом притягивает к женщинам, в старости страдаешь, что притягивает к ним слабо.
Несколько десятков Новых годов делают человека старым.
Мы распяты на циферблате часов.
Свойство старости делать острее шипы и бледнее цветы жизни.
В старости человек лучше умеет предотвращать несчастья, а в молодости – легче переносить их.
Тяготы старости – те же тяготы жизни, но лишь усиленные.
Как бы ты ни был стар, ты можешь прожить еще год; как бы ты ни был молод, ты можешь умереть в любой день.
Молодые могут умереть, старые должны.
Молодые умирают, как мощное пламя, на которое обрушились с силой воды, а старики – как догоревший костер, который тухнет и сам.
Смерть предстоит каждому. Но мы не знаем, когда именно, мы живем так, как будто она не придет.
Неизбежность смерти отчасти смягчается тем, что мы не знаем, когда она настигнет нас; в этой неопределенности есть нечто от бесконечности и того, что мы называем вечностью.
Для каждого предусмотрен его личный конец света.
Не хотелось бы мне знать день своей смерти.
Борис Алексеевич ХМЕЛЬНИЦКИЙ
Для себя каждый бессмертен; он, возможно, и знает, что должен умереть, но никогда не будет знать, что он мертв.