– Помощника видимо задело, что его первая попытка поумничать провалилась, и теперь он явно придирался к словам, – думал Алан. – Не правильно, я начал разговор. Теперь он, скорее всего, попытается высмеять мою статью. Нет бы брал пример со второго, который ни слова ни проронил. Блин, какой он всё-таки огромный. У него, наверное, и слова все огромные. Короче десятибуквенных нет.
– Простите меня, но многое зависит также от отношения человека к конкретной науке: он её только изучает; знает; думает, что знает; преподаёт; знакомиться. Если я начну обсуждать этот вопрос с вами более подробно, то боюсь, что мы так и не дойдем в беседе до моей статьи.
– Меня интересует, как Вам удалось взять интервью у такого конспиролога?
– Если честно, мы не встречались. Он отправляет мне ответы по засекреченным каналам.
– А можно без сокращений? – попросил редактор, – Что за мистер Щ.?
– Вы знали, что Ван Гог был посвящён в одну тайну, за разглашение которой должен был отрезать себе ухо. Дальше Вы знаете, что произошло. Так и у меня мистер Щ. взял клятву, что я не буду разглашать секретные сведения. Сперва, он хотел палец, как гарант моего молчания, но я попробовал сторговаться за отросшие ногти. В конце концов, мы договорились за часть волос.
Тут Алан снял жёлтую кепку, и обнажил своеобразную прическу, где была увеличена площадь лба за счет выбритых волос. Линия лба увеличилась сантиметра на три, своеобразный лобный разлив, или волосяной отлив. А по краям лба были еще застрижены два участка, словно мыс вырывающий площадь у моря, по направлению к темечку.