без златости одежд, настенных украшений
и без свечей – во мне сияет свет,
и он для Бога лишь, не отопленья
монашьих рук, церковного всего.
Вовеки обойдусь без сана и молений,
Господь услышит ум и мыслей тишь и хор.
Аскет без грёз на лоне царь-природы,
и водомерка-Бог – по глади бегунок.
Тут каждый день чудес вершатся роды.
А куполом всему – обычный чугунок
над хижиной моей. От мира отщепенец,
где мусор улиц, дум внутри людей,
и неуютно так, коль там одни безверцы,
что крестятся, когда схватило посильней.
Уютно тут: среди снегов иль бури,
зверей и птиц в моей избушке лет,
наедине с сосной, источниками сути,
пречистостью идей, где безгреховный цвет…
Сигнальная ракета
Смотрели свой сон оборонцы
и вил свой мотив ветерок…
Но вспышка на очи-оконца
легла, как закат или рок.
Как звёздочка вдруг засветилась,
как уголь от взрыва ветров.
Опасностью всё озарилось
и шумом бегущих шагов.
Вдруг ожили звуки тревоги,
которых не ведали впредь.
Ракета, как будто бы рогом,
вспахала темнистую твердь.
Проснулись полки-волеборцы.
Трассируя нёбную грязь,
взметнулось последнее солнце,
прекрасно и красно взорвясь.
Что-то там
Колышется что-то на склоне плеча:
то ниточка лёгкая трогает кожу,
то ангел, в мечте ли топор палача,
который скривил в предвкушении рожу,
иль это чужая холодная нить,
(не вижу какого завива и цвета),
которая хочет немного пожить
на глади пока что живого поэта,
иль веточка это, от меха откол,
пушинки частица иль пёрышко птицы,
упавший в полёте пылинки помол,
пыльца то, иль пудра смогла приземлиться?!
Увы, не узнается тайны сюжет,
к чему мимолетное было то дело!
Быть может, причудилось, чувственный бред.
Как тронуло, также внезапно слетело…
Начало непогоды
Порыв природного разлада -
внезапный иль задумка слуг
отдела ливневого склада?
Вьют черви-улицы вокруг.
Удавы-трассы, люди-мыши
и луж трамбующийся плёс,
рифлёный вид у каждой крыши.
Шипит сквозняк и ход колёс.
Шум рушит ровности покоя,
меж туч искрит пила-гроза
и режет их клубы покроя,
как лесопил, залив глаза
вином, дождями так сумбурно,
и гром колышет ветхий дуб,
в гаражный бок стуча безумно,
как пьяный ночью в стенку тумб.
Ветрище треплет занавеску,
афишу сбив одним броском
и провода связавши леской,
бежит за порванным листком,
какой спасается за стенкой
забора, верен что судьбе -
стоять всегда, не дрогнув венкой.
А серость топит день в себе.