Месяц обманчивым светом
Серебрит и волны, и листья,
Он не молкнет, – поет
Все громче и громче…
Странные мысли
Приходят тогда мне на ум:
Что это – жизнь или сон?
Счастлив я или только обманут?
Нет ответа…
Мелкие волны что-то шепчут с кормою,
Весло недвижимо,
И на́ небе ясном высоко сверкает зарница.
«Я долго стоял неподвижно…»
Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь.
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.
Я думал… Не помню, что думал:
Я слушал таинственный хор,
И звезды тихонько дрожали, –
И звезды люблю я с тех пор.
«Заря прощается с землею…»
Заря прощается с землею.
Ложится пар на дне долин.
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.
Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!
И – все таинственней, безмерней –
Их тень растет, растет как сон…
Как тонко по заре вечерней
Их легкий очерк вознесен!
Как будто, чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, –
И землю чувствуют родную,
И в небо просятся оне.
«Друг мой, бессильны слова, – одни поцелуи всесильны…»
Друг мой, бессильны слова, – одни поцелуи всесильны!
Правда, в записках твоих весело мне наблюдать,
Как прилив и отлив мыслей и чувства мешают
Руке твоей поверять то и другое листку;
Правда, и сам я пишу стихи, покоряясь богине, –
Много и рифм у меня, много размеров живых;
Но меж ними люблю я рифмы взаимных лобзаний
С нежной цезурою уст, с вольным размером любви.
«Долго еще прогорит Веспера скромная лампа…»
Долго еще прогорит Веспера скромная лампа,
Но уже светит с небес девы изменчивый лик.
Тонкие змейки сребра блещут на влаге уснувшей.
Звездное небо во мгле дальнего облака ждет.
Вот потянулось оно, легкому ветру послушно,
Скрыло богиню, – и мрак сладостный землю покрыл.
«Рад я дождю: от него тучнеет мягкое поле…»
Рад я дождю: от него тучнеет мягкое поле,
Лист зеленеет на ветке, и воздух становится чище,
Зелени запах одну за одной из ульёв многошумных
Пчел вызывает; но что́ для меня еще лучше –
Это когда он ее на дороге ко мне орошает!
Мокрые волосы, гладко к челу прилегая,
Так и сияют у ней, а губки и бледные ручки
Так холодны, что нельзя не согреть их своими устами.
Но нестерпим ты мне ночью бессонной, Плювий Юпитер!
Лучше согласен я крыс и мышей в моей комнате слушать,
Лучше колеса пускай гремят непрестанно у окон,
Чем этот шум и удары глупых, бессмысленных капель: