– Перепутала я, – смутилась Зоя, – не филармония, а консерватория.
– Ну-ну.
Уходя, гостья опять вымыла посуду и пол, и без всякой связи с предыдущей тематикой сказала:
– А завтра я у вас окна буду мыть. Часам к двенадцати газет побольше приготовьте.
– Может, не надо? – с сомнением поинтересовалась Нора Филипповна.
– Надо. Я по окнам, знаете, как лазию!
– Лажу.
Но за Зоей уже закрылась дверь.
Странные отношения на удивление со временем все крепли. «Девочка с наколочкой» посещала Нору Филипповну каждую неделю, а то и чаще. Рассказывала про работу, про подработки, которые она регулярно выискивала, про свою неудавшуюся личную жизнь, которая осталась в прошлом, убирала в квартире, ходила за продуктами, не требуя ничего взамен, и уже радовалась, когда ее поправляли на каждом слове.
– Вы мне делайте замечания, чтобы я грамотно говорила!
У нее появились свои любимые места в Ленинграде, и она даже ходила в театр. Трибуц настолько привыкла к Зое, что стала лениться что-то делать по хозяйству сама. Единственное, что оставалось табу, так это совместное проживание. Появилось много свободного времени и все чаще Нора Филипповна задумывалась о том, какое было богатое и насыщенное прошлое и какое однообразное и тусклое настоящее… Ощущение, будто с высокой блистающей горы она спустилась на плоскую, скучную равнину. Спустилась бегом. Было прошлое, нет настоящего, а каким будет будущее?
Однажды Зоя, едва переступив порог, радостно заявила:
– Можете меня поздравить, я теперь питерская!
– Объяснись, пожалуйста, это каким же таким образом?
– Я свою комнату в общежитии выкупила и прописку получила, – и она гордо выложила на стол паспорт. – Мне теперь ихняя Воронцовка по боку.
Нора Филипповна поморщилась.
– Поздравляю, конечно, только хочу тебя известить, что Питер – это рабочие окраины города, а если ты собираешься здесь жить всегда, надо говорить «их», а не «ихняя».
– Чем же вам Питер не угодил, вы ж сама отсюда?
– Не совсем, Зоенька. Я родилась и всю жизнь прожила в Ленинграде.
– Ой, сколько ленинградцев-то этих осталось?!
Трибуц только рот открыла, но кроме, как «ничего, что я здесь сижу?», не смогла выдавить из себя ни слова.
С этой трагикомической истории все и началось. Нора Филипповна окончательно отошла от домашних дел – хозяйство плавно переместилось на Зоины плечи. Ну вроде все опосредованно: старики стареют, молодые крепнут. Факел жизни, как эстафетная палочка, переходит от одного поколения к другому. Нормальная ситуация, если от родителей детям, дети – это будущее… А кому свой светоч вручает Трибуц? Нора Филипповна отчетливо понимала, что композиционно положение вещей стало напоминать какую-то сказку: ее убывающие силы перетекали в Зою. Просто эффект сообщающихся сосудов.