– Луша, открой, должно быть принесли горячей воды. Да умой поскорее Петю, чумазый весь! – Голос Серафимы звучал с некоторым напряжением.
Дверь поспешно отворили, и Соболев быстро вошел, не оставляя горничной время на размышления?
– Ах! – только и пискнула девушка и едва успела отскочить – Викентий вошел в комнату широким хозяйским шагом. Пока он стоял за дверью, он уже тысячу раз нарисовал в своем воображении картину встречи, произнес про себя миллион нежных и ласковых слов. А войдя, почувствовал, что обида и раздражение вдруг вынырнули из глубин сознания и затопили всю душу. Серафима была в двух шагах и тоже, как горничная, ахнула. И это изумление повергло Соболева в еще большее раздражение. Профессор сунул в руки Луше бобровую шапку, перчатки и обернулся к жене:
– Неужели вам трудно было предупредить меня, что вы отъедете на богомолье? – произнес он, пытаясь сдержать свои дурные чувства, но это плохо у него получилось. Голос прозвучал скрипуче, и он сам себе показался отвратительным в этот момент. Соболев хотел улыбнуться, но получилась вымученная гримаса. На лице Серафимы выразилось изумление от его нежданного вторжения. – Отчего, отчего вы не сказали? Почему я должен искать вас по всей столице, как сумасшедший?! – Он повысил голос. Ее молчание выводило его из себя. Луша, предчувствуя семейную грозу, подхватила захныкавшего Петю и бросилась вон. Супруги остались одни. Серафима проводила сына взглядом.
– Вы меня искали? – искреннее подивилась жена. – А зачем я вам? Неужели вы заметили, что меня нет? Тогда, быть может, вы взяли себе за труд подумать, отчего меня нет, может быть, мне плохо, тягостно жить с вами и вашей гадкою сестрой? – Ее голос зазвучал звонко, высоко. У Соболева поползли мурашки по спине. Он никогда не слышал такого голоса жены и вовсе не предполагал, что она осмелится говорить ему подобное.
– Серна! – Он сделал к ней навстречу маленький, робкий шаг. – Увы, я действительно не предполагал, что тебе так плохо со мной. Мне казалось, что я правильно поступаю по отношению к тебе, но я ошибался. Прости меня! – вырвалось из него затаенная боль. – Прости, Христа ради! Я действительно был слепым и глухим болваном. Прости!
Он хотел взять ее за руки, но она не далась и отступила назад, убрав руки за спину, точно он собирался насильно втащить ее обратно в семейную жизнь.