Стальной альков - страница 7

Шрифт
Интервал


– Почему?

– Потому что я прочла все твои книги. Я даже была подписана на «Лачербу» [13].

Я ухожу. Там, за дверью я вижу троих солдат, разговаривающих у окна с проституткой. Они держатся за руки, как маленькие, нерешительно шутят, смущаются. Проститутка спускается. Подходит к солдатам. В спешке она суёт по 5 лир каждому из них, затем, вновь проходя мимо меня в сопровождении солдат, бросает:

– Бедняжки.

Я направляюсь к грузовику, обращаясь к Сквиллони:

– Бордель! Последнее прибежище сердца!

– Несомненно, – отвечает Сквиллони, – бордель имитирует решение всех любовных проблем. Я верю, что, в конце концов, вы отразите наступление чувственной ностальгии.

– Нет, я думал не о любви. Напротив, я выстраивал в уме архитектуру своей новой книги, которая окажется великолепной, будьте спокойны.

Я хочу, чтобы эта книга живо и трепетно танцевала, танцевала, танцевала, отбивая ритм в руках читателя. Я хочу, чтобы её безумный любовный и героический танец превратил руки читателя в проворные руки фокусника. Чтобы она заставила его вскочить с кресла, вытянуться, привстать, танцуя, на цыпочки, охваченного внезапным порывом, заставляющим его соревноваться в дерзкой эквилибристике с диким ритмом моей книги. Какой восторг будет увидеть его в вышине, танцующим почти в ритме неожиданного источника радости, бьющего ключом из его сердца. Внизу его встретят с распростертыми объятиями.

Однако я имею в виду гениального читателя, исполненного духовного мужества! Со звериной жестокостью моя книга расквасит нос трусливому, кислому и очкастому пассатисту, трясущемуся от страха за своими стёклами, подобно микробу под микроскопом. Она бешено отскочит рикошетом, отвесив ему оплеуху.

Зато с какой смеющейся весенней благодарностью она распахнётся перед живыми глазами гениального читателя, чтобы наполнить ему душу! Я так и вижу, как белые края моих страниц мягко вздрагивают и радужно переливаются, подобно драгоценному муару со стальной убедительностью, а манящие красновато-голубые морские блики скользят, скользят, скользят по направлению к круглому и красному диску властного закатного солнца. Так моя книга следует советам моря, она плывёт под белым парусом вслед за солнцем, которое опускается, подгоняемое дуновениями гордости и смерти, в свою мягкую постель, устланную мягкой мглой.