– Ну и где мы ходили? – спрашивает Андрей, спрятав кулаки в карманы брюк.
Потом я начинаю улыбаться так, словно хочу скрыть вину: уголки рта заметно подрагивают, язык нервно облизывает губы, а белые зубы впиваются в них. Но я совсем не ощущаю себя виноватой; я просто прогулялась с лучшим другом. Но мой муж так не считает…
– Просто дышала свежим воздухом, – пожимаю плечами я и непринужденно мотаю головой, словно разговор о покупках.
Он коварно улыбается и стискивает белоснежные зубы.
– С этим придурком? – многозначительно спрашивает Андрей, сделав широкий шаг ко мне.
Я невольно отступаю и снова прячусь за невинной улыбкой в надежде, что она скроет мой страх – страх неизвестности и опасности.
– Не говори так о нем.
– Думаешь, я не знаю, что ты с ним спишь?
– Что? – ахаю я.
«Как он смеет такое говорить? Саша – мой друг!.. Он просто лучший друг, которому я доверяю. К тому же сегодня у него такой важный день!.. Он всегда поддерживает меня, и я рассказываю ему все самое сокровенное, что не могу сказать об Андрее. К нему я никогда не обращусь за помощью», – злюсь я.
– За нос водишь? – кричит он, приближаясь ко мне.
Он хватает меня за руку, очень крепко сжимая ее, будто хочет расплющить, как какую-то банку от газировки. Но я не банка – я все чувствую: всю боль от его жестокости и безразличия.
– Больно, – жалко пищу я, пытаясь вырваться из мертвой хватки, но Андрей не позволяет и продолжает держать хрупкую руку в заложниках. – Прошу…
– Я знаю, что ты творишь у меня за спиной! – Его тон сильно пугает меня.
– Как ты смеешь так говорить? – срываюсь я. – Мы в браке уже три года! Думаешь, я буду тебе изменять? Саша – мой друг, ничего больше…
Милый взгляд исчезает с моего лица, оно приобретает суровый вид, который сметает с пути Андрея. Он удивлен, что я не даю слабину и пытаюсь противостоять ему.
Но лишь пытаюсь.
Резким движением я вырываю руку и прохожу мимо Андрея, но он тянет меня за локоть.
– Что ты тво…
«Творишь», – хочу сказать я, но мою речь прерывает рука, бьющая меня по щеке.
Я потираю рукой горящий след.
После перевожу взгляд на дрожащую руку Андрея, который довольствуется совершенным; ему приятно восстановить справедливость, наказав виновного человека, по его мнению… Но я убеждаюсь в его жестокости, когда поднимаю взгляд на бесстыжее лицо, в котором нет ни капли жалости. К горлу подходит ком, а легкие отказываются принимать новую порцию кислорода, словно тоже в состоянии шока… Как он посмел?