– Злые люди! Гадкие! Если бы ты знала, как мне не повезло.
– Да я уж вижу, – пробормотала Анжелика. – Как тебя угораздило так… посинеть?
– Это все Маргарита.
– Кто это?
– Настоящая ведьма! Принесла же ее нелегкая! Жила бы в своем Мемфисе! Ведь работа у нее там. Родители. Нет, приперлась! К мужу! К любимому, как она говорит. И приехала! Точней, прилетела!
– Как?
– На метле, судя по всему. Ну или на самолете. Не важно, главное, она прилетела к мужу, а там…
– А там ты.
– А там я, – удрученно подтвердила Констанция. – То есть уже не там, ноги моей больше не будет после случившегося. Кстати, Олежа оказался жалким предателем. Как увидел свою Маргариту, мигом сдулся.
– Я тебе говорила, что он хиляк.
К этому времени девушки уже были в ванной. Констанция влезла в душ, а Анжелика ждала подругу, наблюдая, как из-под шторки в сток сначала сбегают ярко-синие струи, потом насыщенно-голубые, а затем и вовсе такие бледно-голубенькие, какими бывают незабудки на исходе своего цветения.
– Ну, в общем… Олежа, он же художник, у него в квартире всяких красок полно. Вот она сгоряча на меня все запасы ультрамарина, которые у него были, и опрокинула. Ему как раз панно настенное заказали, виды моря, завтра должен был ехать на квартиру к заказчику. Все приготовил, а тут жена вернулась, меня в постели увидела и хвать первое, что под руку попалось.
– Ультрамарин.
– Он самый! А потом еще подушкой меня бить стала, я ее тоже, подушки порвались, пух по всей квартире полетел. Ей-то ничего, отряхнулась и порядок, а я в краске была, ко мне пух прилип. Пришлось до тебя пешком бежать, в транспорт меня в таком виде не пускали.
Отмывшаяся кожа Констанции оказалась приятного для глаз светло-голубого цвета. Волосы почти не пострадали, благо Констанция еще в прошлом месяце перекрасилась в брюнетку.
Наклонив голову, Анжелика оценивающе оглядела подругу.
– Слушай, а тебе так даже идет.
– Издеваешься?
– Нет! Правда!
Констанция изучила свое отражение в зеркале, но настроение у нее ничуть не улучшилось.
И она сказала:
– Мне теперь одна дорога, в петлю!
Анжелика даже дернулась:
– Как тебе не стыдно!
– Или утоплюсь.
– Не смей такое даже говорить!
– Тогда с крыши прыгну.
– Прекрати немедленно!
Но Констанция продолжала мрачнеть:
– А что мне остается? С мамой я поссорилась. Когда к Олеже уходила, она меня прокляла, что я к женатому ухожу. К Олеже мне теперь пути тоже нет, появлюсь, его жена меня убьет, она это мне торжественно пообещала. И куда мне деться?