Тевтонам за мою жизнь уплатили, хотя те плевать на это хотели. Но важен сам факт! Зачем я им нужен живым, почему они не только не хотят меня убивать, но и другим не дают?
И умно поступили, доставив меня именно сюда, а не отпустив обратно в «Три дуба». Ведь алиби, по сути, подготовили. Там бы я на вопросы отвечал – почему обратно вернулся? Где Милица? А так все просто – в дороге был, а женщину по делу отправил. И никто вопросов не задаст – ибо это есть тайна ордена, а я его «хранитель». Хм…
А ведь они не только просчитали, но и наверняка знают что-то очень важное. Но что?!»
Никитин резко остановился, словно вкопанный, от внезапно пронзившей его душу смутной догадки, тут же стремительно ускользающей из мозга куда-то вниз, чуть ли не в живот, который мгновенно пронзил ледяной холод.
– Твою мать! Какой же я баран!
Критическое замечание относилось не к собственным интеллектуальным способностям, а к той дури, которая у всякого русского бьет через край. Положение отставного офицера сейчас стало не просто серьезным, смертельно опасным, причем в самом прямом смысле слова.
– На хрена меня в трясину понесло!
Андрей утопал в ледяной вонючей жиже, которая настолько быстро поглотила его по грудь, что он не успел толком осознать это. Как и то, что одежда только сейчас стала медленно намокать, обволакивая разгоряченное от ходьбы тело лютым холодом.
– Идиот!
Теперь ему стало ясно, что дорога по склону гор была проложена не просто так и не пашню обходила, а эту гнусную болотину, куда он дуриком влез, чуть ли не на самую середину, воспользовавшись тем, что первый ночной морозец прихватил сверху грязь, а выпавший снежок надежно замаскировал смертельно опасную ловушку.
– Как же я попал!
Ноги словно схватили в тиски, он не мог ими даже пошевелить, и какая-то сила тащила вниз, несмотря на все его отчаянное барахтанье. Он дергался, матерился и плевался, но положение от этого не только не улучшилось, но еще больше усугубилось.
Теперь Андрей не просто утоп по шею – проклятая, вонючая до омерзения липкая грязь облепила ему все лицо, залила глаза, лишив возможности видеть. В таком положении он еще не был ни разу в жизни, и отчаяние придало ему сил.
– Хана…
Силы внезапно иссякли, он даже не представлял, сколько времени он боролся с трясиной.
Но теперь все – безвольно раскинув свои руки в стороны, словно расстрелянная картечью птица, Андрей мысленно попрощался с жизнью. Смерть в омерзительной жиже его хоть и ужасала, но майор сражался до конца, пока полностью не обессилел.