* * *
Один из самых ненавидимых людей России – М. Горбачев. Был еще один – Ельцин, но он сдох и больше не мозолит глаза. Но на фоне Горбачева даже библейский Иуда и Гитлер выглядят достойнее, потому что после своих преступлений сами покончили с собой. А эта мразь все еще дышит одним с нами воздухом. Представьте себе не повесившегося библейского Иуду…
* * *
После всего, что произошло за последние 20 лет, называть себя в России демократом может только законченный дурак и отъявленный враг.
* * *
А вот признак тупости и невежества коммунопатриотов: «Ой, что это? Журнал «Молодая гвардия»? А разве он еще выходит? Я его уже лет двадцать не видел…»
* * *
Вся жизнь Солженицына – это сплошная ложь. Нет, не случайно Бог пометил его говорящей фамилией.
* * *
Христос принес «меч и разделение». Еврейский мессия принесет «мир и единение». То, что принес Христос, – спасает. То, что принесет еврейский мессия, – убьет.
В 80-е годы прошлого века, когда все говорили «мир и безопасность», именно тогда и началось наше разрушение.
* * *
Есть только одна в мире настоящая демократия – учение Христа.
* * *
Не все евреи ненавидят Христа, но все ненавидящие Христа – евреи.
* * *
Чтобы отвлечь внимание от своих преступлений в России, «либералы» направили на русских кавказский удар. И обнаглевшие абреки, конечно, погуляли и позверствовали на нашей земле. Правда, им тоже тут досталось – многих из них убили, многие попали в тюрьмы. Но «либералы» свое обычное дело сделали – стравили с нами северокавказскую черноту.
* * *
Василий Белов после романа «Все впереди» ничего серьезного в прозе не написал. Почему он не развил дальше эту тему, затронутую в своем романе? Испугался известного гвалта? Ну и пусть бы себе галдели. Но чего теперь-то, на восьмом десятке, ему бояться, когда жизнь уже прожита? А чего боится Распутин? Он ведь этой темы вообще не касается. А она – самая главная, самая страшная, самая глубинная и для литературы и для нашей жизни.
Конечно, раскрывать ее опасно. Но ведь все равно кому-то придется это сделать. Не сможет она находиться под спудом бесконечно. Я, как могу, пытаюсь ее открывать и в прозе, и в стихах, и в публицистике. Но у меня нет такой известности, как у Белова и Распутина, ставших классиками еще в советское время. И у меня нет такого выхода к читателю, какой имеют они. Меня боятся издавать. И меня ничего не стоит упечь за решетку – никто в стране, кроме близких знакомых, и знать об этом не будет.