Оттаивала и Алиса. Я пробил в дверце холодильника дыру ножом, и теперь Алиса могла дышать и ругаться одновременно. Примерно так.
– Лучше бы я сдохла там. Нет, лучше бы вы там сдохли. Нет, не так, лучше бы вы все сдохли восемь лет назад. Лучше бы вы вообще никогда-никогда…
У меня к этому выработалась привычка, а Егор еще прислушивался, ему было еще интересно.
Я нагрел воды и занялся приготовлениями к ночевке. Спать, это первоочередная задача, мозг требовал отдыха, мышцы тоже. Я уронил еще два холодильника, выбрал попросторнее, один для себя, другой для Егора. Проделал дырки в дверцах, набил бумагой внутренности. Егор свалился мгновенно, захлопнулся и тут же захрапел, громко и счастливо.
Я приготовил картона на утро. В холодильнике, конечно, тепло, но снаружи все выстудится… В холодильнике оказалось не только тепло, но еще и удобно, я даже смог вытянуть почти на всю длину ноги. Захлопнул дверцу. Попробовал дышать. Дышалось легко. Все, можно спать.
Тук-тук.
Справа в холодильнике лежала Алиса, я тоже постучал ей в ответ.
Я открыл глаза. Темно. Тесно. Кругом бумага. Некоторое время я не мог понять – где я, если совсем честно, то думал, что в гробу. И что самое удивительное – не хотелось мне из этого гроба выбираться, совсем то есть. Хотелось лежать, переворачиваться сбоку на бок, сквозь тепло и тишину видеть сны и не просыпаться. Здорово бы – уснуть в холодильнике, засохнуть или замерзнуть, чтобы потом разморозили, в новом мире, вот счастье.
Попробовал поспать еще, и получилось, ненадолго, успел увидеть всего один лишь сон, про воду. Наверное, про потоп. Вода была везде. Капала с потолка, собиралась в струйки на стенах, прибывала непонятно откуда снизу, вливалась сквозь открытые окна, и я совсем не знал, что делать, стоял и смотрел, как она поднимается.
Когда поднялась до колен, я проснулся во второй раз. Некоторое время думал, что меня действительно затапливает, ногами пошевелил, стараясь понять, пальцы растопырил. Сухо. Но просыпаться пора, остальные уже проснулись – в вентиляционной дырке плясали световые отблески и слышались голоса, Алиса и Егор о чем-то негромко разговаривали, я не разобрал. Меня не будили, а сам я не спешил. Иногда свет перекрывался, и я видел бледное ухо – то ли Егор, то ли Алиса проверяли – не задохнулся ли их предводитель. Чувствовал острую потребность в это ухо дунуть, но спросонья не хотелось слышать ругань и вникать в суету.