Аль Бедлам понял и принес из кухни обычную табуретку. Она села, устроив сумочку на коленях. Еще раз огляделась, с любопытством взглянула на вход в комнату, откровенно прислушиваясь к гудению голосов. Ахмед не сводил с нее глаз все это время. Он уселся на ковре, по-восточному скрестив ноги. Участливо спросил, хотя она не заметила участия в его глазах, остававшихся по-прежнему недоверчивыми и даже злыми:
– Что привело вас к мысли перейти в мусульманство? Расскажите все, не бойтесь.
Она устало принялась рассказывать о трагической смерти любимого мужа, о своем одиночестве и отчаянии. Упомянула несколько раз, что он был правоверным. Ругала себя, что раньше не перешла в мусульманство:
– Тогда я могла бы стать ему настоящей женой. Он предлагал неоднократно, но я не понимала. Он любил меня и не настаивал…
Степанова натурально разрыдалась. Ахмед покачал головой, вздохнул. Встал, принес воды из кухни и протянул ей стакан, вновь присев напротив:
– Успокойтесь. Вы знаете арабский или какой-то восточный язык?
Женщина покачала головой из стороны в сторону и высморкалась в платок. Сквозь редкие всхлипы сказала:
– Рамзан хорошо говорил по-русски и считал, что мне не обязательно знать его язык. Да я и не стремилась, честно говоря.
Он посетовал:
– Это плохо. Язык пророка надо знать, но все поправимо. Сейчас молитва закончится и с вами поговорит наш мулла. Расскажите ему то, что говорили мне.
Он встал и прикрыл дверь. В коридоре послышались многочисленные шаги. По декоративному расписному стеклу замелькали тени проходивших людей. Голоса звучали приглушенно, но все выходившие говорили по-русски. Марина расслышала, как открылась входная дверь и поправила сережки в ушах со встроенным в камни микрофоном и камерой.
Шергун услышал чуть слышный шорох на фирменной фуражке и мгновенно насторожился. Снял головной убор. Принялся поправлять кокарду. На самом деле он снимал всех тех, кто выходил из подъезда. Сама кокарда представляла собой крошечную камеру, с задней стенки которой был вмонтирован микрофон. Всего он насчитал двенадцать мужчин. Четверо оказались совсем юными безусыми пацанами. Всех объединяло суровое выражение на лицах. Они мрачно смотрели на льющийся с неба солнечный свет и не радовались теплому сентябрьскому дню. Даже смех ребенка в песочнице, казалось, их раздражал.