Динка перелезла через рельсы, вскарабкалась по лесенке на платформу и огляделась.
Что это за Лодейное Поле, скажите на милость? И где тут вокзал?
Пассажиры из других вагонов уже подхватили баулы и тележки, устремляясь к пролету железнодорожного моста. Динка плотнее завязала меховые уши, одернула короткую дубленку и, стараясь не хватать ртом морозный воздух, заторопилась следом. Сверху, с моста, открывались ветвящиеся пути, паровозы, вагоны с бревнами, цистерны, пустые платформы. Московский скорый, казалось, с трудом втиснулся между коричневыми тяжелыми товарняками. Где-то клубился пар, рельсы отсвечивали синевой под мощными прожекторами, лязгало железо, голос диспетчера неразборчиво шелестел, что-то гулко вздыхало в динамиках. Она спустилась вниз возле низкого здания, больше похожего на бункер, в котором можно пересидеть с десяток ядерных зим.
Внутри оказалось еще холоднее. И совсем пусто. На пластиковых синих сиденьях дрыхла пара мужиков в телогрейках, в огромных черных валенках. Динка, волнуясь, сунулась в окошко кассы:
– Мне билет до этого… Длинного Берега.
Длинный Берег – вот как назывался город. Необычное название. Хотя рядом с Лодейным Полем или Медвежьей Горой, которую она разглядела в расписании, это звучало совершенно обыденно.
Кассирша сунула ей обратно паспорт, сдачу и билет, буркнула: «Двенадцатый вагон, отправление в пять тридцать», – и прихлопнула окошко. Динка покосилась на спящих и, несмотря на рюкзак, решила прогуляться.
Морозный воздух обжигал. Привиденческий голос диспетчера все так же гулко вздыхал и бормотал о чем-то своем, железнодорожном.
Холодно, холодно, холодно! Динка потопала ногами, даже попрыгала – а потом пошла в конец длинного перрона, надеясь согреться. На дальнем краешке платформы одиноко маячили два вагона. Она промаршировала мимо раза два, а когда разворачивалась в третий, заметила на зеленом обледенелом боку табличку: «Санкт-Петербург – Длинный Берег».
Постойте, постойте… Это получается же ее поезд? Ее вагон? Конечно, вот он, двенадцатый. А следующий – если присмотреться, видно – тринадцатый. И время уже поджимает, кстати. Так почему же посадку до сих пор не объявили?
Она завертела головой направо-налево. Пусто. Спросить не у кого. Как будто все вымерли, и только поезда живут своей странной лязгающей отмороженной жизнью.