На пороге обшитого красным деревом огромного кабинета Игнатий с замиранием сердца остановился. Французским он владел плохо, польскому только учился, поэтому воспользовался родным, придав ему местный оттенок:
– Вы звали меня, ясновельможный пан?
Хозяин фольварка был чернее тучи. Даже малиновый его шлафрок, казалось, потемнел. Стиснув жёлтыми зубами чубук, указал гостю на кресло в стиле ампир, сам опустился в такое же возле камина, в котором при раскрытых окнах горели с треском смолистые сосновые сучья. Его русская речь оказался вполне приличной.
– Прошу вас, пан офицер, без лишних слов. Вы, я розумем, маетности не ма. До жечи, как ваше родовое имя, Игнатий Борисович?
– Борисовы мы…
– То для меня велька честь… А позвольте спросить, вельмишановный ваш ойтец тоже был Борисов?
– Нет, мой пан, Борис, сын Иванов, Борис Иванович.
Знатный поляк с неприязнью посмотрел на русского, причисленного к благородному дворянству из служилых. Чубук выпал из его рта, ладони крепко припечатали подлокотники кресла. Зрачки старика потемнели, впились в лицо недостойного просителя руки его дочери.
– Хцеш мою цурку, жовнеж?
– Считаю за честь… – растерялся Игнатий.
– А, честь! Окажу вам честь: будете после венчания с Христиной паном Корчевским. Венчания в костёле. Вы понимаете, в костёле? И дзети ваши станут Корчевскими. Ка-то-ли-ка-ми! Это мои условия. Не хцеш – вынось до Московии, без Кшыси! До видзеня!
Наш однодворец истории Генриха Наваррского не знал, поэтому не мог мысленно воскликнуть «Париж стоит обедни!». Но нечто подобное прозвучало в нём, тем более что отказываться от православия от него не требовали. И ещё одно соображение помогло ему принять условие будущего тестя: в фамилии поляка уловил он (не сразу) наколдованный младшим братом слог «кор». Чудеса! Да Сергей вещун! И вспомнилось последнее появление маркитантки.
После описанного разговора старый Корчевский до конца своих дней называл зятя при дочери «твой схизматик». Так и не смирился с выбором единственной своей наследницы.
Перед венчанием невеста обнаружила среди личных вещей жениха обрубок серебряного блюдца с выцарапанным инициалом «И». В ответ на свой вопрос услышала историю, открывшую этот роман.
Глава II. Пётр и Александр
Взвод пионерской роты инженерных войск, в составе которой находился четвёртый Борисов сын, Пётр, в начале марта 1814 года перемещаясь вдоль Сены вниз по течению, наводя мосты, разрушенные отступавшими французами, восстанавливая разбитые дороги. К юноше уже никто не обращался «Петруша». Преградой служили отросшие за поход усы и новое выражение глаз, выдающее бывалого армейца, к тому времени прапорщика.