Гусар Александрийского полка определялся сразу по ментику, доломану, ташке и рейтузам чёрного цвета, местами оживлённых красным сукном. Остальные молодцы, при эполетах красного поля, были в тёмно-зелёных двубортных кафтанах фрачного покроя, и панталонах, обещающих стать если не белыми, то серыми после стирки. Два чёрных воротника с красной выпушкой на мундирах различались тем, что один из них имел «учёную выпушку» – метку офицеров инженерных войск в виде серебряной галунной обшивки. Следовательно, второй чёрный воротник мог принадлежать артиллеристу. Золочёные пуговицы подтверждали. А красный воротник владельца треуголки подтверждал: линейная пехота, царица полей, составила в злачном месте компанию трём другим родам войск. Высеребренный медный полумесяц на груди пехотинца, с рельефным орлом, так называемый ринограф, указывал на чин подпоручика. Другие молодцы, судя по некоторым деталям и особенностям мундира, пребывали также в чинах не высоких.
В тот предрассветный час они оказались в погребе первыми. Выбрали стол у глухой стены под скатом крестового свода. Помещение наполнилось зычными голосами. Артиллерист и «линейный», оба голубоглазые и белые лицами, отличались высоким ростом и плотным сложением. Двое других (инженер и гусар) – были заметно ниже их, худощавы, быстры и ловки в движениях, глазами и ликом темны. Объединяли молодую четвёрку одинаковые волосы на голове, светло-русые и слегка волнистые. Если для пары великанов они были естественны, то их смуглые спутники выглядели так, будто надели парики из чужих волос.
Одинаковая «масть» громогласного «квартета» навела хозяина на предположение, что перед ним кровные братья. Он, разумеется, не видел и не слышал, как у входа в погребок, на вежливое требование патрульного офицера представиться, старший по чину, поручик полевой артиллерии, назвал четыре имени, добавляя к каждому «сын Борисов». При этом, произнося «Андрей», склонил голову и щёлкнул каблуками.
Раскрою истину. Двое гигантов, погодки (один из них – Андрей), наследовали дородство, окраску кожи и глаз матушки, природной волжанки. Младшие братья пошли в отца, человека неизвестно откуда пришлого на Нижегородчину, чернявого, как цыган, сухого и выносливого, точно мул, наградившего ребят трубным голосом. Он передал детям и мулье своё здоровье. Матушкиного же и на саму себя не хватило. Зато она одарила всех наследников чудесными своими волосами, ибо Борис Иванович, сколько помнили его родные, под вечным картузом ничего не имел, кроме черепа, обтянутого вытертым до блеска пергаментом.