Зал величественный, кремовый потолок гладкий, будто внутренняя поверхность раковины, и отделан золотом. Наклонный пол ярусами поднимается вверх, к нишам и балконам ведут изящные лесенки, гостей – целое море. В каменных садах растут разноцветные грибы и журчат ручьи.
Аристократки курсируют по всему залу, отпускают язвительные комментарии о соперницах, собирают сплетни. Скользят от группы к группе, исполняя сложный танец интриг, то заискивают, прося оказать услугу, то выказывают презрение былым союзницам. На головах замысловатые уборы, одни оделись в платья из драгоценных камней и экзотической чешуи, другие – в облегающие униформы, третьи – в специально порванную, как у бедняков, одежду. Большинство из аристократок прибегли к услугах заклинателей камня, чтобы как-то изменить свою внешность – у некоторых кожа разноцветная или с узорами, у других зрачки в форме крестиков, третьи усовершенствовали форму груди. Женщины не боятся украшать свою кожу изысканными рисунками, ведь они знают, что заклинатели легко смогут стереть их, когда мода изменится. На каждый стиль находился другой, прямо противоположный. Например, борцы за чистоту нравов отказываются украшаться, одеваются строго, во всё чёрное, и бреют головы, отчего все они кажутся облысевшими.
Даже Ринн выглядит почти респектабельно, хоть и чувствует себя неуютно. Светские приёмы не по нём. Он привёл в порядок бороду и позволил мне подобрать для него подходящий костюм. Я сжалилась и выбрала самый простой, какой нашла. Ринн не отходит от меня ни на шаг, будто боится утонуть в этом море экстравагантности. Он всегда считал аристократов чудаками и не понимал, что у них на уме. Сегодняшнее сборище только убедило его в собственной правоте.
Но меня их причуды не пугали. А вот Ринн считал, что они нарушают все приличия. Мне же всё это казалось очаровательным, однако я не позволяла этой симпатии влиять на трезвость своих суждений. К Плутархам и их кланам можно относиться как к наивным и чересчур богатым детям, но нельзя забывать, что их игры намного серьёзнее наших и ставки в них гораздо выше.
– Не видишь его? – спрашиваю мужа. Ринн был, пожалуй, выше всех.
– Они только выходят, – низким рокочущим басом произносит он в ответ.
При этих словах Ринн обнимает меня за плечи, и я тут же приникаю к нему. Не знаю, хотел ли он разделить со мной гордость за сына или успокаивал – я ведь так и не смогла избавиться от чувства вины. А может, Ринн благодарил меня за то, что не воспротивилась его решению. Впрочем, в тот момент мне было всё равно. В его руках я чувствовала себя в безопасности, его близость действовала успокаивающе.