– Боюсь, я не питаю симпатии к политикам, даже к радикально настроенным. – Он заставил себя смягчиться, думая о том, что пора бы перевести разговор в иное русло.
Но Джулианна была озадачена его словами.
– Вы говорите почти как мой брат Лукас. Он поддерживает реформы, но не революцию. Он не выносит толпу. Он обвиняет радикалов в Париже в тех же самых действиях, что и вы. А еще Лукас боится насилия здесь, на родине.
– Реформы могут проходить мягко, а насилие всегда будет порождать страх.
Ее глаза изумленно округлились.
– Французское дворянство – французский король – никогда не дали бы стране конституцию без существенного давления, Шарль. Обеспечение гарантии прав исходит от сотен угнетенных людей, поднявшихся на протест.
Доминик улыбнулся Джулианне, осознавая, что она действительно верит в то, что говорит. Но давление, о котором она упомянула, вызвало казнь короля Людовика. Из-за этого, с позволения сказать, «давления» теперь рухнули надежды на установление конституционной монархии. Тысячи французских аристократов покинули страну – и больше никогда не вернутся на родину. Их поместья были отняты или даже уничтожены. Ну почему же Джулианна не видела ужасающих лишений, которые принесла революция? Почему не осознавала, какой страшной силой были эти неистовые и жестокие толпы – и сколько невинных мужчин, женщин и детей погибли по их вине? Пойми она это, стала бы по-прежнему настаивать на том, что это была свобода? Равенство?
– Я – против угнетения. Да и кто стал бы настаивать на ином? Но насилие, захлестнувшее Францию, недопустимо. Существуют разные пути, позволяющие достичь одной и той же цели, Джулианна, – после долгого молчания сказал Доминик.
Она уставилась на него, потрясенная этой речью. Потом наконец спросила:
– Вы были мобилизованы?
Доминик понял, что слишком увлекся, и пора идти на попятную.
– Я добровольцем пошел на войну, – ровно произнес он. – Во Франции нет никакой мобилизации. Разумеется, я – не против революции, Джулианна. И все же я предпочел бы другие средства – другое начало преобразований. Но созыв Третьего национального конвента привел нас к этой междоусобной войне, и возврата нет. Ни в чем не повинные мужчины – и совсем еще мальчики – продолжают умирать. Думаю, я даже рад, что вы на самом деле не понимаете суровой реальности.