– Буян… – не поверил своим глазам Харвиг.
Это и вправду был он, их дворовый пёс. Услышав знакомый голос, зверь встал. Было заметно, как судорожно вздымаются и опадают его бока.
Отроки тоже замерли – ноги как к земле приросли. Даже ворон умолк. Сколько все так стояли, не шелохнувшись, только небу известно.
– Буян… – вновь позвал Харвиг.
Уши пса поднялись, морда вновь стала прежней. Отрокам уже показалось, что он их признал. Но тут взгляд Буяна переменился, исполнившись лютой злобой, и он ринулся к Харвигу.
Мальчик подхватил с земли большой камень. Целиться было некогда, швырнул со всей мочи. И угодил булыжник псу промеж глаз. Буян взвизгнул, припав на зад. Потом развернулся и с воем помчал обратно.
Ворон на тыне протяжно каркнул и улетел. Отроки, постояв, неуверенно сошлись в кучку.
– Чего это он? – нарушил тревожное молчанье Селян. – Свихнулся?
– Я чуть в штаны не наложил… – покраснев, сознался Михей.
Харвиг снисходительно ухмыльнулся:
– Эх вы, заячья кровь!
– А сам-то? – встрепенулся Селян. – Скажешь, не испугался?!
– Я-то? Конечно нет!
На самом деле Харвиг лукавил. Колени от пережитого ещё тряслись. Но виду подавать было нельзя – иначе уважать перестанут.
– Может, – не унимался Селян, – ты и Зубилы не побоишься?
– Не побоюсь! Хоть сегодня в сад влезу!
Тут Харвиг язык прикусил, да только поздно уж было…
В дремучем лесу, за Кудыкиной еловой горой, хоронилось от людских глаз урочище Макоши. По преданиям, посадила богиня там яблоню при сотворении мира. Охранником оставила лютого пса, а чтобы не искушать городчан, обнесла дерево высоким дубовым тыном.
Чтили жители это место наравне с храмом. Никто из взрослых и помыслить не мог туда влезть. Да и верно: обратного пути не было.
Когда-то, в давние времена, жил в городе пастух Острик. Слыл он отчаянным храбрецом и решил однажды преподнести возлюбленной дар – волшебное яблочко. Уж как уговаривали его близкие и невеста, даже грозили, – всё без толку. Не послушался молодец никого, потому что был горд и крепко верил в свою удачу. Взобрался он по лестнице на городьбу, помахал сверху друзьям и девице. Больше его не видели. Те же, кто слышал последний крик пастуха, враз поседели.
А детворе законы не писаны. За три сотни лет поднялась вокруг заповедного места дубрава. Одно дерево переросло забор и протянуло за него ветвь.