Между прочим (можно я сама себя перебью?), когда я выросла, то стала длинной и хорошенькой. Это я не сама придумала, мне так говорили. Ко мне постоянно подходили молодые люди, чтобы сказать мне приятные слова или оказать какую-нибудь услугу. Улицу к тому времени я научилась переходить сама, но они хотели помочь, поддержать, если понадобится, что-нибудь поднести или рассказать про устройство небесных светил, или в кино сходить, мороженое съесть ложечкой. Все это, пожалуйста. И когда я рассказывала историю про собак, всякий раз оказывалось, что это тот самый мальчик, который меня тогда спас, и с тех пор меня все время искал. Они так и говорили: – Девушка, вот поэтому мне кажется, я вас уже где-то видел… А я специально рассказывала, мне самой было интересно, потому что все молодые люди рекомендуются, как исключительно честные и храбрые. И никого не боятся, не то, что каких-то собак. И получалось, что спасло меня тогда человек десять, а может быть и больше. А потом один подошел, и сказал, что это был, наверно, не он, хоть учился именно в пятом классе, но жил в другом городе, и если бы знал, что все так случится, то вскочил бы на паровоз и примчался. И ехал бы быстрее звука, что обогнать гудок от паровоза. Разогнал бы всех собак, а тут бы еще гудок подоспел. Ведь так все и было. И ему я поверила. Но я хочу рассказать о том, как была маленькой, поэтому не буду отвлекаться.
Про сотрясение мозга
Я это или не я? Я постоянно задаю себе вопрос, кем я была, когда росла, и что сохранилось от девочки, которой я была в детстве. Наверно, только нервные клетки. Они не восстанавливаются, какие были, такие и остались, а все остальные сменились по много раз. И продолжают меняться. Интересно, осталось ли дерево, о которое я ударилась головой, когда летела на санках с горы? Оно, наверно, тоже изменилось. Не нужно ложиться на санки головой вперед даже в вязаной зимней шапке с ушами, все равно может быть сотрясение мозга. Папа мне рассказывал, они стояли на верху горы, пока я съезжала к реке, там было несколько поворотов, и один я не заметила. Я думала, что их три, а оказалось, четыре. Это было обидно, потому что я как раз тогда научилась считать.
А теперь представьте, как все выглядело сверху, зимний лес над тусклым пространством замершей реки, множество верхушек совсем по-зимнему голых деревьев. Мама с папой стояли и любовались, и вдруг одна верхушка опасно зашаталась, будто от сильного ветра, пока другие стояли, как ни в чем не бывало. Папа так и сказал, это наша дочь с разгона врезалась в дерево… Мама возразила: – Не может быть. Она знает, что там четыре поворота, и она хорошо умеет считать… Но папа не согласился: – Я чувствую, это она. Ты же видишь, как зашаталось дерево… И он побежал ко мне на помощь. Потому что это была именно я. Я тогда не настолько изменилась, чтобы меня нельзя было узнать. Это взрослые, если их долго не видеть, постоянно меняются. И удивляются друг другу, если встретятся. Боже мой, вы нисколько не изменились… или: Боже мой, вас совсем нельзя узнать… Хотя про то,