– Здравствуйте, майор, – сказал он, входя, – как подагра?
– Это не подагра, – хрипло ответил майор.
– Ну, что бы это ни было.
Майор хмыкнул.
– Я стараюсь быть вежливым за завтраком, – сказал Билл, накладывая себе овсянку. – Большинство людей такие грубые. Поэтому я и спросил вас. Но не говорите мне, если это секрет. – Кофе? – добавил он, наливая себе чашку.
– Нет, спасибо. Я никогда не пью, пока не поем.
– Совершенно верно, майор, это всего лишь манеры. – Он сел напротив. – Что ж, у нас сегодня хороший день для игры. Будет чертовски жарко, но именно здесь мы с Бетти выигрываем. На пятом раунде вас начнет беспокоить старая рана, та, что вы получили в пограничной стычке в 43-м; на восьмом ваша печень, подорванная годами возлияний, развалится на куски; на двенадцатом…
– Да заткнись ты, осел!
– Ну, я только предупреждаю вас. Здравствуйте, доброе утро, мисс Норрис. Я как раз рассказывал майору, что будет с вами и с ним сегодня утром. Вам нужна помощь или вы предпочитаете сами выбирать себе завтрак?
– Пожалуйста, не вставайте, – сказала мисс Норрис. – Я сама себе помогу. Доброе утро, майор, – она приветливо улыбнулась ему. Майор кивнул.
– Доброе утро. Будет жарко.
– Как я ему и говорил, – начал Билл, – вот где … Алло, а вот и Бетти. – Доброе утро, Кейли.
Бетти Калладайн и Кейли пришли вместе. Бетти была восемнадцатилетней дочерью миссис Джон Калладайн, вдовы художника, которая исполняла роль хозяйки дома Марка. Рут Норрис всерьез считала себя актрисой, а на каникулах – игроком в гольф. Она была вполне компетентна и в том, и в другом. Ни сценическое общество, ни гольф не внушали ей никакого страха.
– Кстати, машина подъедет в 10.30, – сказал Кейли, отрываясь от писем. – Вы там пообедаете, а сразу после этого поедете обратно. Разве не так?
– Не понимаю, почему бы нам не сыграть два раунда, – с надеждой сказал Билл.
– Слишком жарко днем, – сказал майор. – Возвращайся поближе к чаю.
Вошел Марк. Обычно он был последним. Он поздоровался со всеми и сел пить чай. Завтрак не был его едой. Остальные тихонько болтали, пока он читал свои письма.
– Боже мой! – вдруг воскликнул Марк.
Все инстинктивно повернули головы в его сторону.
– Прошу прощения, мисс Норрис. Прости, Бетти.
Мисс Норрис всепрощающе улыбнулась. Ей часто хотелось сказать это самой, особенно на репетициях.