…Ангел шел в его направлении. Было ощущение, что он парил над землей. Ну все, подумал Леон, я умер! Он ущипнул себя за ухо, но Ангел не исчезал, напротив – он уверенно парил в его, Леона, сторону, был во всем светлом, в руках держал что-то крупное округлой формы. Может, это священный Грааль? Или голова дракона? Во всяком случае, Леон точно знал, что Ангел идет к нему с добром.
– Вам плохо?
Какой дивный женский голос…
– Мадам!..
– Между прочим, мадемуазель, – огрызнулась подошедшая к нему на расстояние вытянутой руки миловидная женщина средних лет в длинном бежевом плаще. В руках у нее был завязанный узлом мусорный пакет, ручки которого торчали в разные стороны, словно заячьи уши.
– Ну, за что мне это наказание! При исполнении синерепых приходилось спасать, уволилась – а они меня и здесь нашли…
– Кто… нашел?
– Синерепые!
– Это что, секта??
– Ага, точно – секта! Они заполонили всю планету! Это те, у кого репа синяя.
– Боже, а они опасны для Вас?
– Уже нет, но до сих пор продолжают попадаться под руку. Приходится догонять и причинять добро. А Вы, батенька, чей будете? Не местный? И акцент у Вас вроде как есть… Как Вы сюда попали и что здесь делаете в семь утра в таком состоянии?
– Я ехал в поезде, а потом… не помню…
– Ладно, сектант, сейчас я выброшу мусор и пойдем в гости, я тебе кофе сварю, будешь кофе?
– Да, разумеется, буду благодарен.
«Тьфу, противный какой, вежливый, прямо не мужик, а пучок одуванчиков. Еще и усатый… Дуня, опомнись! Тебе ЭТО зачем?» – вопил внутренний голос.
«А кто мне постоянно твердит « Молодцова —дезертир», а? Вот я и спасаю. Так что, аста заткниста, беби!» Голос притих. Но обиду все же затаил.
***
В стиралке крутилось все, что было снято с Леона и влезло в ее круглое нутро. Пальто решено было отдать в химчистку. Решено, естественно, Дуней, потому что этот усатый таракан то ли стеснялся, то ли еще что, но на сопротивление у него явно не хватило сил. Дуня заставила мужика залезть в ванну, откуда потом долго не могла его выковырнуть. «Ну, пусть греется, черт с ним», – подумала Молодцова и поставила турку на плиту.
Они сидели на полутора кухонных Дуниных метрах и смотрели друг на друга сквозь густой пар, поднимающийся от исходящих утренним позитивом чашек с ароматным кофе. Зовут его Леон, фамилия Миллер, ему сорок шесть лет, он немец с русскими корнями: мама – из Рязани, папа – из Виршема. Прилетел в Россию, чтобы уладить какие-то там очень важные семейные дела: то ли бизнес, то ли наследство, Дуня не стала даже вникать. Ехал из Москвы в Рязань в компании хороших и добрых ребят, которые угостили его ужином и предложили выпить за компанию. Леон знал, что отказываться в России – означает проявить неуважение, посему выпил разок. Другой. Потом третий. А потом он увидел Дуню. Видимо, хорошие и добрые ребята подумали, что немецкий парнишка откинул тапки и сбросили его на безымянном полустанке прямо к лавочке, на которую он не помнит, как залез. И шапку, вот, напялили, чтоб голова не мерзла. Видимо, в благодарность за бумажник с деньгами.