Мой любимый призрак. Городские мифы - страница 9

Шрифт
Интервал

Пан рассмеялся, как этот профессор выкрутиться хотел.

– Но ты понятия не имел о болезни, когда предал ее.

– Он тоже предал.

– Но предательство тоже бывает разное, хотя об этом тебе не я должен рассказывать а Сат, его с легкой руки Мастера вы называете господином В.

Алекс впал в страшное уныние, когда понял, что ничего у него не выйдет. Он не сможет там оказаться.

– Ты можешь ей присниться, у тебя в лимите три сна, и может быть, она поверит в то, что ты ей там скажешь. Кстати, сон это даже лучше, чем вторжение призрака в мир живых. Только те, кого они любят так беззаветно, могут там побывать в этой роли, остальным не стоит и начинать.

И только когда он удалился, Пан решил, что возможно у Алекса будет еще такая возможность, ведь неизвестно как поведет себя настоящий полковник и сможет ли он там сделать хоть что-то, чтобы уладить все дела на земле.


Глава 2 На Омской земле

Я просто немного устала…
Ну вот и закончился праздник.
И хватит других веселить,
И ветер, хитрец и проказник,
забившись, так сладостно спит.
И только шуту все не спится,
и бродит по городу он,
И помнит красивые лица,
и маски минувших времен.
А как они там обитают,
и с кем веселиться не прочь.
Когда в полумраке стихает,
внезапно закончившись, ночь.
Когда тишина пониманья
не трогает больше души,
И только художник вниманья
его удостоил в тиши.
И только в порывах оркестра,
все музыка где-то слышна.
И плачет чужая невеста,
у темного скрывшись окна.
И кто-то в экстазе скривится,
а кто-то опять торжествует.
Ну, вот и вспорхнула вдруг птица.
А он этот мир нарисует.
Напишет шута и дорогу.
И хлынет на город рассвет,
Все грустно, бессильно, убого,
и в маске спасения нет.
И кажется, нет оправданья,
за то, что во мраке случится.
Опять искажают страданья
под масками скрытые лица.

Глава 1 О том, как художник написал портрет шута в маске, и кто потом появился в реальности. Бойтесь своих желаний, они сбываются.


Эта дивная история, у которой нет начала и конца уж точно нет, началась в погожий сентябрьский денек, когда знаменитый художник начала писать портрет шута. Что это на него вдруг нашло? А кто его знает. Художники люди непредсказуемые, захотелось и начал писать, все остальные картины забросив, с вдохновением сильно не поспоришь.

Вот забросил он всех своих красавиц и чудовищ (а красавицы были великолепны, а чудовища страшны), да и начал писать сначала раму в раме, проем из желтых кирпичей. Но тут он был еще вполне силен и диктовал свои условия, и кисть слушалась его, и мысль была легка и покорна. Но как только возникла эта внутренняя рама, страшно сузившая пространство, так все и началось – темное пространство, полоска Луны, не Месяц даже, а только какая-то именно полоска, тень звезд на черном небе – как же все мрачно – то вырисовывалось.

Следующая страница