Кроме двух мужчин при лечебнице жил мальчик, мечтавший выучиться на врача, но он был ещё слишком юн и слаб, чтобы выносить всю нагрузку. Почти каждый день приходили три-четыре пожилые женщины, которые убирались в доме, готовили и стирали. Иногда они помогали при перевязках, поили больных снадобьями и выполняли другую работу по хозяйству.
Наёмника не пугали разверстые утробы, кровь и жуткие ранения. Во многих случаях он почти наверняка мог сказать, каким оружием они были нанесены и вообще есть ли хоть малейший шанс у раненого. Нага оставался равнодушен к стонам и крикам, ничьи страдания не вызывали у него сочувствия. Он уже множество раз видел подобное, сам наносил ранения и убивал, удивить его или тронуть было сложно. Порой, правда, и Нага не оставался равнодушен, видя последствия мастерски сделанного удара, когда прекрасно отточенное оружие поражало хрупкую плоть чисто и ровно. Островитянин обратил внимание, что оружие у повстанцев крепкое и сделано как будто из другого сплава, отличного от того, какой используют на востоке.
И всё же главное внимание Нага уделял Мунку. Юноша приходил в себя и снова впадал в бессознательное состояние. К счастью, припадки с ним больше не случались, однако он был почти не в состоянии подниматься с постели и самостоятельно принимать пищу. В те минуты, когда его разум немного прояснялся и молодой человек словно пытался стряхнуть с себя наваждение, Мунку всё равно плохо понимал, что с ним происходит и где он находится. Он несвязно говорил, отвечал невпопад, быстро утомлялся, хватался за голову и вновь падал на подушку, после чего быстро засыпал. Так и проводил он большую часть суток во сне, иногда беспокойном, иногда мирном.
Юноша почти не успевал что-нибудь поесть, в основном лишь просил подать ему воды. Чем короче становились периоды просветления, тем меньше пищи он потреблял. Нага всерьёз беспокоился о том, чтобы принц не отощал или вообще не умер от голода. Однако, голодание не оставляло ни малейшего следа на теле Мунку. Оно оставалось всё таким же сильным и не только не увядало, но, напротив, иногда казалось, что мышцы наливаются и твердеют.
Если Нага пребывал в беспокойстве, то Ган Жуну наблюдение за степняком и описание его состояния доставляло настоящее удовольствие. Он посещал Мунку чуть ли не каждую свободную минуту, с удовлетворением отмечал все произошедшие с ним изменения, неизменно продолжая бормотать себе под нос рассуждения и даже ведя споры с самим собой.