Не хочется думать об этом. Мне кажется, что весь запад уже накрыла волна безумия и дикости, и теперь эта волна движется на восток, чтобы поглотить всю империю и перекинуться за море. Смогут ли её остановить, или она сама потеряет силу?
Люди находят особую радость в разрушении и уничтожении. Они полагают, что сейчас они расчистят место для новой жизни и нового мира. Но знают ли они, чего хотят на самом деле? И приведёт ли это разрушение к обновлению?
Никто не может дать ответ. Конечно, люди желают справедливости, они устали от неправедных правителей, которые мучили их все предыдущие годы. Сможет ли Дондо выстроить такое государство, где голос каждого будет услышан, где каждый сможет спокойно возделывать землю или заниматься ремеслом? Мне бы очень хотелось, чтобы он смог, однако его религиозные прозрения меня настораживают.
От всех этих тревожных мыслей меня отвлекает мой замечательный пациент и его неотлучный друг. Я могу часами наблюдать за ними обоими, и, видят Небеса, была бы у меня такая возможность, не занимался бы ничем другим, кроме этого.
Что происходит с юношей, я не знаю. Никогда не встречал ничего подобного в своей практике. Возможно, я смог бы что-то отыскать в библиотеке наместника, но это уже невозможно.
Тело молодого человека претерпевает большие изменения. Он становится крепче, и мышцы наливаются силой. Его плечи раздались: глядя на его руки и ноги, мощную шею, широкую грудь, можно подумать, что перед тобой великий борец или воин. Когда его принесли ко мне, он был по своему виду взрослеющим подростком, пусть и выросшим в суровых условиях степи.
Ещё одно интересное изменение, происходящее с его телом: оно теряет волосы. Его слабенькая поросль на месте бороды, коротко стриженные на голове, на самом теле – все волосы выпадают. Как это связано с невероятным развитием мышц, я не могу сказать.
Дух юноши тоже меняется. В первое время он много оставался в забытьи, но когда приходил в себя, мог поддерживать беседу и задавать вопросы. С каждым днём его речь становится всё проще, и вскоре уже стала напоминать детскую. Сейчас он бодрствует примерно столько же времени, что и находится в полусне. Его манера говорить стала незатейливой, он не воспринимает мало-мальски сложных понятий. При этом я не могу заявить, что юноша стал умственно отсталым. Нет, разум по-прежнему светится в его глазах, однако темы, выходящие за рамки еды, питья и погоды ему попросту неинтересны. Он пропускает их мимо ушей, словно не слышит.