Старуха в лохмотьях, на голове длинный платок, поверх которого дырявая соломенная шляпа. Старуха опирается на длинный посох. Угристое лицо её земляного цвета изуродовано длинным горбатым широким носом, на котором восседает бородавка величиной с горошину, утыканная жёсткими белыми волосками. Губы цвета лица, испещрённые бороздками морщин, скрывают беззубый рот. Ладони её рук невероятно велики по сравнению с телом и напоминают когти орлицы. Взгляд её остёр и внимателен. Он не пропускает ни одного слова, движения, жеста присутствующих.
Старуха (Иолаю, не кланяясь). Позволь мне задать один вопрос, мудрый старец, хозяин этого богатого дома, человек, дающий похлёбку своему рабу.
И о л а й. Спрашивай и уходи, старуха.
Старуха. О гостеприимнейший из смертных… не сын ли ты Ификла? Не тот ли герой, что сражался плечом к плечу вместе со славным Алкидом и правил его колесницей в поединке Алкида с Кикном, колесничим которого был сам бог войны Арес?
Иолай (с блеском в глазах, гордо). Это я, старуха.
Старуха. И имя твоё Иолай?
Иолай. Иолай перед тобой. Смотри и уходи, старуха.
Старуха. Я ухожу, Иолай, племянник Алкида.
Аристомах. Перед тобой, женщина, племянник богоподобного Геракла.
Старуха (как бы уходя). Да… да… Алкида. (Аристомаху.) Если назвать глиняный горшок золотым сосудом, он не станет от этого золотым сосудом, а так и останется глиняным горшком.
Иолай. Что ты мелешь, старая ведьма?
Старуха. Так! Это я себе… чтобы не запутаться, славный племянник Палемона.
Иолай (гневно). Геракла!
Старуха. Ах… да… да… Геракла, Палемона, Алкида. Какая разница?.. Однако я знала твоего дядю как Алкида. Точнее… ещё когда он звался Алкидом. (Пауза.) Или Пале- моном?! Я запуталась и забыла, о чём мы говорили.
Аристомах. О Геракле, бабушка.
С т а р у х а. Ах… да… да… да… Алкид! Я держала его на руках, когда он был малюткой. Я даже кормила его своей грудью… Я нянчилась с ним… (Иолаю.) И с твоим отцом тоже.
Иолай (растерянно). Ты была одной из нянек в доме Амфитриона? Ты нянька Алкида?
Старуха. И Ификла… твоего отца. Твой отец был ласковым ребёнком. Он часто улыбался, почти не плакал и уже тогда отличался весёлостью характера. Казалось, во всём свете не найти было более спокойного ребёнка. Он уже тогда был умнее твоего дяди. Как говорится, ласковое телятко двух маток сосёт. Он был смирен, послушен и любил спать. Во всём доме, я не побоюсь соврать, во всём городе не было женщины, которой не хотелось бы взять его на руки и пожмякать, а то и дать ему свою грудь.