Моня в продолжение всего времени опроса восседал за своим облезлым кухонным столом, ладонью смачно щелкая ошалело выбегавших откуда попало тараканов, и делал всевозможные предположения, веские замечания, чувствуя себя в центре внимания, острил, обстоятельно отвечал на вопросы, и с большим чувством собственного достоинства расписался на акте.
Было доверительно сказано следователю всезнающими соседками, что, мол, комната эта куплена ею, а раньше жил-не-жил, а прописан был некий проходимец Поликарпов, и комната не нужна была ему вовсе, а вот с этой некой Жанной фиктивный брак у них, по всей видимости, а работает эта Жанна официанткой в пивном баре. И ни свадьбы, ничего не было, а заявилась, мол, просто и паспорт предъявила с пропиской, и всё тут. И тут же поселилась и жить стала. И с тех самых пор никто этого Поликарпова не видел здесь. А живет он то ли у матери, то ли у полюбовницы какой, потому что и жен, и полюбовниц всяких у него всегда полно было. А за эту комнату он и раньше две тысячи просил. Даже нам по пьяни предлагал как-то: «Давайте, – говорит, – покупайте у меня комнату, за две отдам». Да только ни комната нам не нужная, ни денег таких бешеных сроду не было. А эта, видно, купила, и брак у них ненастоящий, товарищ следователь. А комнату дружки ее и взломали. Ходют тут табунами прямо. И ночью ходют, и вечером поздно. Мыт-мытом. С сумками разными. То с сумками придут, уйдут пустые, то придут пустые, уходят – в руках сумищи трещат. Неладно это, товарищ следователь, проверить надо. Темное здесь дело. И кража эта. Ейные дружки это и сделали, товарищ следователь. Вот так. И фамилию она не мужнюю взяла, свою оставила – с чего бы это? Фиктивный это брак, фиктивный, мы вам говорим. С этим тоже разобраться надо. А звать ее полностью так: Жанна Юлиановна Гак. А это дочь моя родная – Лидия Николаевна. Русские мы, русские, слава Богу, как же иначе?