Который уже был час? Бедные дети не смогли бы ответить на этот вопрос. Минуты проходили в такой нежности, что ни он, ни она не замечали в своем упоении биений крыльев времени.
И напрасно часы на колокольнях церквей Валь-де-Грас, Сен Жак-дю-О-Па и Сент-Этьен-дю-Мон со всей силы пробивали четверти часа, полчаса, полные часы: молодые люди не слышали боя их молотков. Даже если бы на улице ударил гром, они, конечно же, обратили бы на это не больше внимания, чем на падающие с неба звезды.
И все же Людовик вздрогнул от одного тихого звука, так не похожего на бой часов.
Рождественская Роза кашлянула.
На лбу молодого человека выступил холодный пот.
О! Он узнал этот кашель: именно против него бился молодой врач и с таким трудом победил его.
– Прости меня, Роза! Дорогая моя Роза! – воскликнул он.
– Простить за что? В чем вы передо мной провинились, друг мой? – спросила она.
– Ты замерзла, дорогое дитя.
– Я замерзла? – удивленно переспросила девочка, которую удивила и одновременно тронула эта забота Людовика.
Бедняжка не привыкла ни от кого, кроме Сальватора, слышать слова такой заботы о ее здоровье.
– Да, Роза, ты замерзла, ты кашляешь. Уже поздно, ты должна поспать, Роза.
– Поспать? – переспросила она.
И произнесла это слово таким тоном, словно хотела сказать: «А я-то думала, что мы останемся здесь навсегда».
Людовик ответил не на слово, а на мысль девушки.
– Нет, дорогая Роза, – сказал он, – это невозможно. Ты должна поспать. И это я говорю тебе уже не как твой друг, а как твой лечащий врач.
– Тогда прощайте, нехороший врач! – грустно произнесла она.
А затем добавила с нежной улыбкой:
– До свидания, дорогой мой друг!
И, произнеся это, она так низко наклонилась над подоконником, что локоны ее волос упали на лицо молодому человеку.
– О, Роза!.. Роза! – прошептал тот с любовью в голосе.
Затем, привстав на носки, он поднял вверх голову и выпрямился во весь рост так, что губы его оказались на уровне белого лба девушки.
– Я люблю тебя, Роза! – сказал он тихо и поцеловал этот чистый лоб.
– Я люблю тебя! – повторила девушка в ответ на поцелуй своего возлюбленного.
Затем она скрылась в окне, спрятавшись в свою клетку так стремительно, что можно было подумать, что она испарилась.
Людовик спрыгнул с бордюрного камня на землю. Но он успел отступить всего на три шага, поскольку, пятясь назад, он ни на секунду не сводил глаз с окна и дождался того, чего хотел: это окно снова распахнулось.