– Так вот, слушайте, какими словами, какими взглядами, какими пьянящими улыбками обменивались эти
любовники в эту светлую и очаровательную ночь.
Петрюс был у решетки особняка ровно в половине первого ночи.
Пройдя семь или восемь раз взад-вперед по бульвару Инвалидов для того, чтобы убедиться в том, что никто за ним не наблюдает, он устроился в уголке, образованном выступом стены, в которую была вделана решетка ограды.
Так он простоял минут десять, грустно глядя на закрытые жалюзи, через которые не просачивался ни один луч света. Он уже начал дрожать при мысли о том, что Регина не сможет прийти на свидание, но тут услышал приглушенное «хм! хм!», говорившее ему о том, что с той стороны ограды был еще кто-то.
Петрюс ответил на эти звуки точно таким же «хм! хм!».
И, словно бы эти два звука обладали магической силой слова сезам, тут же открылась маленькая дверца, находившаяся в десяти шагах от главных ворот. И открылась так таинственно: не было видно руки, которая ее открыла.
А тем временем Петрюс уже прошел вдоль стены и приблизился к калитке.
– Это вы, добрая Нанон? – тихо спросил Петрюс, глазами влюбленного различив во мраке подступающей к самой калитке темной липовой аллеи старушку, которую любой другой принял бы за призрак.
– Да, я, – ответила так же тихо Нанон, эта старая славная кормилица Регины.
О, кормилицы! Все они одинаковы! Начиная с кормилицы Федры до кормилицы Джульетты, начиная с кормилицы Джульетты до кормилицы Регины!
– А где принцесса? – спросил Петрюс.
– Она здесь.
– Она ждет нас?
– Да.
– Но ведь ни в окне ее комнаты, ни в окне оранжереи нет света.
– Она находится на поляне сада.
Но нет, ее там уже не было: она показалась, как белое видение, в конце аллеи.
Петрюс устремился ей навстречу.
Оба произнесли разом два слова.
– Дорогая Регина!
– Дорогой Петрюс!
– Значит, вы услышали меня?
– Я догадалась, что это вы.
– Регина!
– Петрюс!
Словно повторилось эхо первого поцелуя.
Затем Регина быстро увлекла Петрюса за собой.
– Пойдемте на поляну, – сказала она.
– Куда хотите, любовь моя.
И двое молодых людей, стремительные, как Гиппомен и Атланта, бесшумные, как сильфы и ундины, которые порхают под высокими травами Брументаля, не приминая их, через несколько мгновений очутились в той части сада, которая называлась поляной.
Поляна, где очутились Петрюс и Регина, была самым прелестным гнездышком любви, которое только можно было себе представить: закрытая со всех сторон деревьями, она напоминала собой большую беседку, как центр огромного лабиринта. Невозможно было понять, как можно на эту поляну попасть, а попав на нее, трудно было найти выход оттуда. Деревья, плотно посаженные у корней, образовывали вершинами своими что-то наподобие шатра, накрывая полянку как бы сеткой из зеленого шелка. И находившиеся на поляне любовники напоминали двух бабочек, попавших в огромный сачок.