Карты легли плохо.
– Приготовимся же к самому худшему, Роза! – горестно произнесла колдунья, которая вопреки словам Людовика к своей профессии относилась совершенно серьезно.
– Но, милая мама, – сказала Роза, – если Провидению угодно предупредить вас о том, что с нами может случиться несчастье, оно должно подсказать вам одновременно и как его можно предотвратить.
– Милое дитя! – пробормотал Людовик.
– Нет, – ответила Броканта. – Нет, и в этом-то вся моя беда: я вижу зло, но не знаю, как его избежать.
– Отличное предсказание! – сказал Баболен.
– О, господи! господи! – прошептала Броканта, подняв глаза к небу.
– Милая мама! Милая мама! – произнесла Роза. – Может быть, ничего и не случится. Не стоит так тревожиться заранее! Сами подумайте, ну какое с нами может приключиться несчастье? Мы ведь никому не причинили зла! Мы никогда не были так счастливы. Нас опекает мсье Сальватор… Я люблю…
Она остановилась, едва не произнеся слова: «Я люблю Людовика!» Это казалось ей вершиной человеческого счастья.
– Что же ты любишь? – спросила Броканта.
– О! Так что ты любишь? – подхватил Баболен.
И вполголоса добавил:
– Слушай, Розетта, Броканта думает, что ты любишь сахар, мелассу или изюм! О, до чего же мила Броканта, наша славная Броканта!
И Баболен принялся напевать на известный мотив следующие слова:
Предмет нашей любви, это всем уже известно,
Господин Лю, лю, лю,
Господин До, до, до.
Господин Лю,
Господин До,
Господин Людовик, ой, как интересно…
Но Рождественская Роза бросила на несносного мальчишку такой кроткий взгляд, что тот разом умолк и сказал:
– Хорошо, хорошо, ты его не любишь! Довольна ли ты теперь? Сделай довольное личико, моя милая сестричка!. Послушай-ка, Броканта, мне кажется, что сочинять стишки, как это делает мсье Жан Робер, довольно просто: видишь, я срифмовал их не задумываясь… Ну, решено, я стану поэтом.
Но все слова, которые произнесли Рождественская Роза и Баболен, не смогли вывести Броканту из задумчивости.
И она снова произнесла мрачным голосом:
– Иди к себе, милое дитя. И ты, лодырь, тоже ложись-ка спать! – добавила она, повернувшись к Баболену, зевавшему с таким наслаждением, что можно было опасаться за сохранность его рта. – А я пока поразмышляю и попробую найти способ отвести беду. Иди ложись спать, дитя мое.
– Ах! – вздохнул с облегчением Людовик. – Впервые за целый час ты произнесла что-то разумное, старая ведьма!