Тод, вытер ухо от телефона, будто эти лживые поцелуи действительно добрались физически до его ушей. И ему стала очень неприятна эта мысль.
– Так, я понял, подруга – продажна душонка, которой главное – её успех и безразлична Софа. А я один. В смысле ты – он тыкнул себя пальцем в грудь – Вот это тело. Да… Жизнь женщины мне казалась куда радужнее. А где же эти все картинки, как подружки ночуют друг у друга и по ночам, обсуждают парней, спять в одинаковых пижамах, до утра говорят друг с другом по телефону, делают друг другу маникюр, причёски, секретничают, обливают грязью парня, если он бросил её подругу, плачут друг у друга на плече, приходят погрустить за компанию в любое время дня и ночи. Где, блин, это всё? В фильмах, значит это работает, а в жизни нет? Какого чёрта тогда они собирают миллионы, на кассовых сборах, ежедневно, если в жизни всё не так?! Почему, где более семидесяти процентов населения составляют женщины, знают, что это враньё идут и отдают им свои деньги, держа на плаву этих гигантов киноиндустрии?! Какого чёрта, я стою сейчас и думаю об этом, обо всём и меня это почему-то заботит? И я, беспрерывно помешивая макароны, а они всё равно слиплись!
Он поставил тарелку макарон перед собой и вспомнил, что он их не солил.
– Кажется, я начинаю понимать, что такое женская депрессия. Почему этому феномену отвели отдельное слово.
Макароны были разваренными, слипшимися и не соленными. К тому же они были очень невкусными, сами по себе, но Тоду так хотелось есть, что он их ел и они ему казались вполне себе съедобными.
– Если я попробовал бы их, не питаясь двое суток, то это для меня был бы уже деликатес, видимо! – удивлял он сам себе.
На часах десять вечера. Он поел, на удивление самому себе, даже вымыл за собой тарелку и вилку, и лёг на кровать.
– А может я проснусь и будет всё как было, а? Я никогда ни во что не верил, но сейчас я готов поверить даже в Буду и царя подземных бегемотов и репликонов, каббалу и все такое, только пусть завтра я стану собой. Я соскучился по своим волосатым ногам, и женская грудь меня уже не восторгает, как раньше. Я раньше вот постоянно думал, как можно жить и не щупать её постоянно? Мне это казалось странным, ведь они такие прикольные, мягкие, тёплые. Но я прожил с этими двумя горбами на торсе, сутки, и я ни разу не щупал их. И не хочу. Кажется, я стал немного понимать женщин. Но я хочу быть собой. Я больше не буду говорить, как мне надоело бриться. И ругаться по утрам в туалете. Я хочу вернуть себе прежнюю жизнь, когда единственное, что тебя заботит вечером, это куда пойти, где симпатичнее девушки, а не думать о том, как бы не тронутым добраться до дома.