чуть острых рубинов-углей.
А мысли мои уже месят
все страсти, желания к ней…
Явленье подобное чуду!
Откуда? Зачем же пришло?
Иль чтоб в стихотворную груду
навечно словами вошло?
Краевед
Округа – подельница шл*х и бандитов.
Тут влагу воруют ветра из белья.
Дома, будто кучи кривых сталактитов.
Весь город, как сборище лжи и гнилья.
Тут скользкие туши, молчание рыбье.
Тут жить, веселиться, кончать нелегко.
Зонты и навесы, плащи, как укрытья
от сверхулетящих окурков, плевков.
Таранят словечки и локти, ухмылки,
как острые кончики пики, иглы.
Плюют, проклинают во лбы и затылки,
рыгают на тропы, одежды, углы.
Стареть начинают ещё до рожденья,
пред выходом в город из полостей мам.
Плодятся народы, грехи и лишенья,
несчастья, обиды, неправды и гам.
Отстойник смирения, с жиром и грязью,
где жабы и крысы, и змеи, и вши,
с тупой, бестолковой, хамящею мразью,
что пьянь разевает дрянные ковши.
Что видел, что вижу, меня не прельщает.
И всё это длится в годах, на версты.
Совсем не брезгливость от всех отвращает,
а то, что двуногие тщетны, пусты…
Я грезил, что в мире не будет зла, муки,
я думал, что век двадцать первый пройдёт
под знаками взлётов, ума и науки!
Однако всё рушится, а не встаёт…
Пьянчуга
Безбожно корёжа себя алкоголем,
поёт, увлекается буйством, стучит
безножный Серёжа, почти уже голый,
блюёт и сморкается, немо кричит.
Как сущность животных, такой многомордый:
от волка до слизня, от пса до быка…
Наводит на скучность, и вовсе не гордый.
Пропил втихомолку всё до пятака.
Сума и поганство вокруг куролесят,
а очи сплелись в одурённый моток.
Цинга и нищанство который уж месяц.
Дни, ночи слились в охмелённый поток.
Он много забыл, или вытекло влагой.
Былой семьянин и трудяга, и друг.
Дурного попил… Спит теперь под бумагой.
Больной санньясин, бедолага средь мух.
Они лишь верны ему, хитрые твари,
грязи потакают и течам меж ног.
Следы изрыганий и плесени, гари.
Влас гидры свисают на плечи, как мох.
Не тронута только одна лишь икона.
Неробкий туман оцепляет и сны.
Не понята суть среди дна, сквозь икоту,
что лёгкий дурман окривляет до тьмы,
вино раздевает, кручинит и слабит,
и не воздаёт, увлекает с собой,
оно растлевает, не чинит, а грабит,
и всё раздаёт, утекая само…
Обилие худого
Обилие боли, тоски и несчастий,
моря из обид, одиночества лет
средь малых ручьёв облегчений и счастий,
и капель веселья, надежд на Земле.