Сказав, парень замолчал, только грудь его вздымалась от тяжкого дыхания и стук сердца, казалось, разносился далеко вокруг.
– Сердце-то у тебя как бьётся, – прошептала Пульхерия. Взгляд её упал на литую грудь крепостного, покрытую блестящими каплями, на тёмные пятна сосков; руки юноши бугрились мышцами, выдавая недюжинную силу; крепкая шея и покорно склонённая голова с ворохом светлых волос были так трогательно беззащитны в своём смирении: он словно предлагал срубить буйну голову с плеч…
– Иванушка, – словно прислушиваясь к звучанию имени, Пульхерия положила руки на его плечи и прижалась щекой к мокрой груди напротив сердца. – Ванечка…
– Меня отродясь так никто не называл, окромя матушки родимой, – не шевелясь, пробормотал он.
– А где она сейчас?
– Померла. Мне четырнадцать было.
– А батюшка?
– Бастард я. Ублюдок. Крапивное семя, – тяжело произнёс крепостной. – Отца своего не знаю. Кто угодно может им быть. Барыня, вы не… не следует вам прикасаться ко мне, негоже это.
Девушка не вняла его словам и нежно погладила разбитое лицо.
– Ваня, щипки его да издевательства я снесу, но ведь этот дьявол над тобой измываться начнёт, как это выдержать?! Не смогу я твою боль видеть, Ванечка, не смогу. И как жить – не знаю…
Пульхерия заплакала, крупные горячие слёзы потекли по щекам.
– А вы обо мне не переживайте, Пульхерия Ивановна, мне терпеть Бог велел, потому как крепостной я. Не плачьте, ваши слёзы мне хуже ножа в сердце. Не наказывайте слезами вашими. Вот этого я точно не перенесу.
Девушка замотала головой:
– Нет, Ванечка, слёзы – это всё, что у меня есть, никакой-то радости мне не осталось…
– Будет радость ещё, Пульхерия Ивановна, – Ванька отстранился от неё и, склонившись, заглянул в лицо. – Родить вам поскорее надо. Как ребёночка-то на руки возьмёте, к сердцу его прижмёте – великая радость у вас будет! Так матушка говорила. Она и меня-то родила ради радости этой. Все печали забудете, и барин смягчится, наследника-то увидя.
Пульхерия медленно подняла голову и впилась горящим взором в глаза парня:
– Ты хочешь, чтоб я с ним на супружеское ложе возлегла и любовь свою единственную с этим мучителем разделила?! Да мужчина ли ты вообще?? Любил ли ты меня хоть капельку??
Слова хлестали пощёчинами, но Ванька молчал. Когда она выговорилась, тихо ответил: