– Что вы, барин, как можно! – Ванька стал красный как рак.
– Тогда… теребонькаешь? – хохотнул барин.
– Саша! – возмущённо воскликнула Елизавета Владимировна.
– О чём вы, Александр Андреич, говорите, разве можно так? – Ванька стал ещё краснее, хоть это казалось невозможным. Пульхерия совсем уткнулась в тарелку.
– Учить меня вздумал?! – с грозой в голосе сказал Саша.
– Нет, хозяин, нет, бес попутал, – торопливо ответил парень.
– Поди ко мне!
– Саша, уймись же! – с ещё большим возмущением воскликнула барыня.
– Матушка, не лезьте! – оборвал её сын.
– Я пойду! – вскочила Пульхерия.
– Сядь! – рявкнул он. – И сиди смирно!
Ванька подошёл к своему хозяину.
– Нагнись! – приказал он.
Слуга склонился.
– Так что ты о женитьбе думаешь, Ваня? – медоточивым голосом спросил Саша.
– Воля ваша, хозяин, как вы прикажете, так и будет…
– На Дуньке-птичнице, а?
– Александр, да остановись же ты!! – вскочила Елизавета Владимировна. – Ваня, выйди!
Ванька было дёрнулся уйти, но быстрая рука Александра Андреевича схватила его за волосы.
– Нет уж, матушка, позвольте! – с негодованием воскликнул Саша. – Не вы ли подарили мне его, ещё когда мы детьми были??
– Но…
– Не вы ли сказали, вот тебе верный слуга и помощник?
– Да, но…
– А я, как добрый хозяин, должен устроить судьбу своего слуги, своего имущества, так или не так? Позаботиться о нём??
– Саша, не передёргивай… – бессильно упав на стул, сказала мать.
– Барин, матушке плохо, – подал голос Ванька.
– А ты молчи! Сам знаю! – с остервенением рванул его за волосы Александр. – Ты и виноват во всём, холоп! – снова пощёчина обрушилась на крепостного.
– Матушка, вам нехорошо?! – Пульхерия подбежала к Елизавете Владимировне.
– Нет, доченька, просто ослабла что-то… проводи меня в покои, милая, – барыня поднялась, опираясь на руку невестки, и они вышли из столовой.
– Я с тобой ещё не закончил! – с угрозой сказал Александр. – Налей мне вина! И пошёл вон отсюда!
Ванька молча выполнил приказ и оставил барина одного.
В ухе звенело после крепкой оплеухи, в груди нарастал протест. Не смея выйти из господского дома, не зная, чего ожидать от взбесившегося хозяина, юноша прошёл в свою каморку и прилёг на топчан. Нехорошие мысли одолевали его, неправедные. Никогда прежде не протестовал он против своей судьбы, внимая наставлениям матушки, которая сызмала призывала его к смирению пред волей Господа, убеждала и усовещивала всегда повиноваться хозяевам и не поднимать головы.