Небольшой портрет Саши лежал рядом с барыней, словно она внимательно рассматривала его и лишь перед приходом провинившегося холопа отложила в сторону.
Красиво, уютно и покойно было в опочивальне, но Ванька видел лишь свою госпожу, её измождённое лицо, синяки под глазами, дрожащие пальцы. Весь облик её так отличался от привычного властного вида, что он совершенно упал духом, не зная, чего ожидать. Так и застыл у дверей столбом, повесив голову.
– Встань сюда, – услышал он тихий голос Елизаветы Владимировны.
Ванька посмотрел: барыня перстом указывала, куда ему стать – прямо перед собой, за два шага. Он переместился. Время тянулось, молчание становилось невыносимым. Ванька медленно поднял голову и посмотрел на свою госпожу: она разглядывала его как будто даже с удивлением и молчала, точно он, провинившись, не заслуживал даже бранных слов. Опять понурился.
– Ну, что ж, Ваня, – спустя вечность мягко сказала барыня. – Расскажи мне всё без утайки.
– Матушка… – начал он было, но язык присох к нёбу, гортань словно была забита песком – сколько ни силился, ничего не смог выдавить из себя, никаких оправданий. Тяжело рухнул на колени:
– Виноват, наказывайте!
– Это понятно, что виноват. И наказание понесёшь. Но я хочу знать правду: за что тебя бил барин?
Парень по-прежнему молчал, язык отказывался повиноваться.
– Ваня, я жду! – Елизавета Владимировна не собиралась отступаться. – Можешь стоять здесь, сколь твоей душеньке угодно, но рассказать придётся!
Ванька попытался сглотнуть – не получилось.
– Выпей воды, – барыня налила из хрустального графина воды в хрустальный же стакан и протянула крепостному. Он жадно проглотил влагу и осторожно поставил стакан на край трюмо. Утёрся ладонью.
– Ну? – уже требовательно вопросила хозяйка.
– За вирши, – честно сказал парень.
– За эти, что ль? – тряхнула она листком.
– Да.
– Ты меня за дурочку держишь? – в голосе Елизаветы Владимировны послышалась нарастающая гроза.
– Нет, матушка, как можно! – испугался Ванька, подняв взгляд на хозяйку.
– Смотри на меня! – глаза её метали молнии. – Я сама расскажу тебе, как всё было, холоп!
Ванька вздрогнул, будто его ударили. Никогда, никогда прежде барыня не называла его этим словом, никогда не давала почувствовать, что он бесправный, безмолвный раб. Что же творится в её душе, какие муки он ей причинил?!