Новая жизнь Нефертити - страница 3

Шрифт
Интервал


Хотя от одиночества уже крутит, как от гриппа. Год назад вслед за дедушкой умер от сердечного приступа мой скромный, интеллигентный папа, обычный инженер немного не от мира сего, любивший Низами, суфийских поэтов и сказки о Ходже Насреддине. В доме на окраине Аксая стало совсем невыносимо. Их смерть будто жирным шрифтом выделила факт: времени нам выделяется не так уж много.

Проплакав три месяца, я почувствовала жадность. К жизни! Мне уже двадцать три. Надо успеть! Почему кто-то живёт на Бали, в Париже, Лондоне, в Москве, а я – с муравьями, пожирающими рыхлые от времени ставни; с подвалом, который заливает весной; с соседями-алкоголиками на улице, где проезжими бывают только рытвины? Неужели судьба пропечатана в ДНК, как адрес в прописке? Нет! Мне только двадцать три!

Я уволилась из школы, нашла более оплачиваемую работу в мегаполисе, возле которого наш городок ютился сателлитом, как дворняжка на привязи. Записалась на языковые курсы, оформила загранпаспорт и начала откладывать на поездку. У меня появилась цель – увидеть мир. А работать ради этого не страшно, и учиться я люблю.

Расширять горизонт и получать языковую практику, общаясь с настоящим французом, оказалось не так легко, как говорили девочки в языковой школе, но я попробовала. Кажется, даже немного жалею об этом, потому что ничего хорошего из таких знакомств выйти не может, но… У других же получается! – возражала я себе и чувствовала душевное неудобство.

Передумать не получилось, внезапно приехал из далёкого села папин младший брат.

С важностью султана смуглый дядя Тимур обосновался в нашем доме, часть которого, как выяснилось, была оставлена ему в наследство дедушкой, и тихие, спокойные комнаты заполнились голосами четверых двоюродных братьев и трёх сестёр; тёти Раисы и тёти Сабины, запахами плова, тушёной баранины, чужими вещами, привычками и неловкостью.

Под навесом на газетах сушилась курага и чернослив, толпились у входа посторонние туфли, тапки со стоптанными задниками, раскоряченные мешки с пыльной утварью. На протянутых по двору верёвках прописались простыни, халаты, наволочки и тряпки. В сарае с беспардонностью захватчиков пыжились сетки с картошкой, коробки с яблоками, баклажанами, фасоль и перец; упаковки абрикос, персиков, слив и помидоров – дядя Тимур занялся бизнесом, развозя на купленном за три копейки старом Соболе по овощным ларькам товар. В ожившей летней кухне тётя Раиса варила на продажу кукурузу, а тётя Сабина лущила грецкие орехи.