Узнав через некоторое после знакомства время о семейном положении своего возлюбленного, Альбина восприняла это со свойственной ей не по годам рассудительностью. Глупо ожидать, сойдясь с сорокалетним мужчиной, полагала она, что он свободен.
В настоящее время, Константин, достигнув сорокасемилетнего возраста, предполагал определённым образом изменить свою жизнь. Как только он оставался в одиночестве, за рулём автомобиля или в безуспешных попытках уснуть рядом с тёплым дыханием жены, размышлял о своей семье. Их ранний, оставшийся бездетным, брак в общем можно было назвать благополучным, если бы не…
Константин владел успешной строительной организацией. Прекрасно обеспечивая семью, позволял жене не работать. Она с удовольствием пользовалась такой возможностью, поддерживая дома порядок и комфорт. Всегда оставалась для Константина добрым, внимательным другом. Полная блондинка, с ласковым тихим голосом и мягкими манерами, она постоянно выражала чрезвычайную нескрываемую нежность к мужу. Однако, едва дело доходило до интимных отношений, как женщина тут же превращалась в глыбу равнодушного льда. Безучастная ко всем многочисленным попыткам Константина разбудить её чувственность, она никогда не притворялась, терпеливо пережидая, пока муж получит удовлетворение. Константин любил жену. Но после каждой, год от года всё более редкой, неудачной попытки достигнуть взаимного удовольствия, он очертя голову бросался на сторону. И находил взаимность, пыл и страсть. Всегда проявлял исключительную благодарность, щедро одаривая своих любовниц. И не менее исключительную решительность, моментально расставаясь с истеричными, выказывающими требования оставить семью.
Сейчас Константин, тщетно призывая сон в супружеской постели, размышлял:
«Аля оказалась единственной из женщин, которая никогда не устраивала мне истерик, не ставила ультиматумов. Удивительно, но за семь лет наших отношений она ни разу не потребовала оставить ради неё жену. Честно говоря, порой ждал этого от Альбины. Интересно, как бы я поступил в этом случае».
Отдаляясь от жены, он повернулся на другой бок, продолжая рассуждать:
«Расстаться с Алей невыносимо. Но, полагаю, ещё труднее было бы, уйдя к ней, каждую ночь стремиться душой к половине моего сердца, которая останется здесь. Пожалуй, в этом случае я причинил бы страдание всем троим».