Тяжело вздохнув, он потопал назад к их домику.
Супруга сидела возле окна на плетеном диванчике, уставившись на буйную зелень за стеклом. Тощие ручки обхватили колени, глаза наполнились слезами, а разум ее болтался где-то между реальностью и вымыслом.
– Мелани, давай попробуем поговорить об этом, – начал он, присев к супруге.
Она плавно перевела на него взгляд и хлопнула пару раз мокрыми ресницами.
– О чем?
– О том, что ты чувствовала, когда твоя мама запрещала тебе видеться со мной.
Она замерла, уставившись в его глаза. Круглые, испуганные зеленые блюдца, наполненные болью и влагой, поблескивали в утреннем свете бунгало, солнце до которого еще не добралось, но вот-вот уже собиралось, едва проводит пару на завтрак. Оливер представил местное угощение, и воображаемый кусок застрял у него в горле. То, что он задумал, могло сломать жену, но виделось ему гораздо более важным, чем питание тела.
– Я ощущала себя недостаточно хорошей для нее, – сдалась Мелани и, прикрыв глаза, выпустила две обильные дорожки слез. – Мне казалось, что я патологически не могу нравиться хорошему человеку, что никогда в ее глазах не стану достойной тебя, так и останусь второсортным сырьем, на которую обратили внимание из жалости.
– Ты хочешь таких чувств для своей дочери? – Задал он вопрос, на который не требовалось ответа.
– Нет, – все же прозвучал он шепотом.
– Что бы ты хотела услышать от мамы тогда, Мелани? Чем бы она могла наладить твое добродушное отношение к миру?
– Я просто хотела поделиться с ней своим счастьем, – разрыдалась она. – Просто рассказать ей, как я порхаю, словно бабочка, от чувств и эмоций! Мне просто хотелось, чтобы она порадовалась за меня, была неравнодушной к моему выбору. И осталась рядом не для того, чтобы быть поддержкой, когда ты, наконец, меня бросишь, но для того, чтобы наблюдать за нашим счастьем, когда все хорошо.
– Теперь ты видишь, как больно наблюдать за счастьем дочери? – Прозвучал вопрос, как приговор.
Женщина зависла взглядом на его лице и очень медленно покивала. Рев исступления вырвался из ее рта, и Мелани, уронив лицо в ладони, завыла белугой.
– Я ужасная мать! Боже, я просто чудовище! Что же мне делать?
– Во-первых, просто принять, что ты и Офелия – очень похожи. Одним днем ты не сможешь измениться, ты и сама это знаешь, – проговорил Оливер и обнял страдалицу. – А пока, если не можешь искренне радоваться их отношениям, то хотя бы не мешай им. Пусть все идет, как должно идти, со временем ты примешь Дениэла в ее жизни.