– - Уважаемый хаджи, прошу Вас выслушать меня. Один… э, молодой человек нуждается в вашей помощи. Вы можете совершить благое дело, если не откажите ему и возьмете с собой в Чиргар.
Повисла пауза. Ашур не знал, что можно говорить, а что нет, этому угрюмому дервишу. Его глаза были прикрыты, он сидел неподвижно, опираясь на посох, и только заплаты на его хирке немного шевелились от ветра не пришитыми лоскутами.
– Человек волен выбирать. И не всегда он выбирает Добро. Но он непременно придет к Добру, если у него чистое сердце, – Бенем говорил глухим голосом, почти неслышно, не открывая глаз. – Ты можешь привести своего друга, но никому не говори, кто он на самом деле. Пусть уста твои молчат для лжи и для правды.
Ашур был удивлен словам дервиша: что означали его слова, и был ли в них намек на то, что он знает тайну Гюзель? Вряд ли. Это казалось Ашуру невероятным.
Вернувшись во дворец, Ашур уже знал, как будет действовать, но он не знал, что за его действиями наблюдали глаза верного слуги визиря, которому не стоило труда провести своё расследование обо всех перемещениях принца.
Как только Ахмед (так звали слугу, следившего за Ашуром) доложил визирю обо всем увиденном и услышанном, достопочтенный Али Паша погрузился в глубокое размышление. Есть люди, которые, напряженно думая, как бы застывают обездвиженные, и все движения происходят уже в их голове. Чаще всего такие «мыслители» склонны к полноте. Процесс в мозгу у них может как-то совмещаться с пищеварением. Рядом у ложа ценителей обволакивающей задумчивости должен стоять кишмиш, фундук, похвала и прочие стимуляторы движения мысли. Но Али Паша был не из их числа. То ли его мысли разжигали его страсть к перемещению, то ли наоборот – его мысли лучше выстраивались от движения, но, так или иначе, двигаться и думать было для него двумя вещами совместными. Может, поэтому визирь обладал поджарым и даже несколько суховатым телом. Кровь и другие жизненные соки в нем не застаивались.
После доклада Ахмеда он незамедлительно приказал подать ему любимого коня Беркеша, и, прогарцевав с ветерком, выехал с несколькими слугами за городские ворота, что называется, « в чисто поле», хотя ни полей, ни садов за воротами не было (песок да редкие верблюжьи колючки). Здесь мысли визиря стали выстраиваться как-то само собой.