Когда они выбрались на темную улицу, Этери намеревалась молча пройти мимо машины Вадима, чтобы расстаться с ним навеки.
– Нет, милая! Я так просто тебя не отпущу! – Вадим твердо взял ее за руку.
Окинув его щуплую фигуру презрительным взглядом, Этери попыталась высвободиться, но не тут то было. Рука оказалась на редкость цепкой.
– Мне еще далеко не все ясно. – Вадим потащил ее к машине. – Не поехать ли нам к тебе домой, обрадовать бабушку?
– Ты что? Совсем ненормальный? – Этери теряла терпение и вежливость. – Ночь уже скоро. Да и что тебе надо от моей бабушки?
– Ой, какие мы строгие! – Вадим, остановившись, залюбовался на блестящие в темноте миндалевидные глаза. – Уже забыли, как в гардеробной скрывались, между прочим, в моей квартире? Пакетик за спиной прятали с какой-то дрянью, и маску умыкнули. Темнили-темнили и хотим оставить беднягу в недоумении? А мне еще хочется бабушку послушать, легенду из первых уст, так сказать. Имею полное право.
Этери сникла. Совершенно не было сил пререкаться и выяснять отношения. В голове ровным счетом ничего не складывалось в более-менее логическую картину. Больше всего ей хотелось в этот момент очутиться в своей постели и заснуть, отложив все раздумья на завтрашнее утро.
– Хорошо, – устало согласилась она. – Встретишься с моей бабушкой, только завтра. Сейчас она уже спит. И отвези меня домой. Пожалуйста.
Когда добрались до подъезда Этери, Вадим затребовал от нее номер телефона.
– Я завел резервный, сейчас с него позвоню, а ты сохрани.
Не дав ей опомниться, он игриво бросил на прощание:
– Пока! Шоу продолжается?
И уехал, вполне себе довольный.
Этери с облегчением проводила взглядом быстро удаляющуюся машину и потащила в свой подъезд тяжелый пакет с масками, тщетно пытаясь понять, зачем
ей знать, что Вадим завел резервный телефон.
– Этери, ты? – сонно вопрошала из своей комнаты бабушка.
– Я, бэбиа, отдыхай.
– Почему так поздно? – прошелестела бабушка. – Я волновалась.
– Да, дела задержали. Все в порядке! – громко ответила Этери.
Она привыкла с детства называть бабушку на грузинский манер, но на языке отца после его смерти Этери не говорила, и он постепенно стал забываться от неупотребления. Изредка, в моменты особого раздражения, она заимствовала из грузинского лексикона Зурика шипящие ругательства, позволяющие тихим шепотом спустить пар.