– А то! Про Жоржа с Шарлем-Луи факт известный. А ты не знала?
– Знала, – кивнула я, – просто меня это как-то мало волновало…
– Гомосексуализм – один из древнейших видов любви, – закатил глаза Володя. – Ты никогда не задумывалась, что на самом деле обозначает понятие «платоническая любовь»? Ну ты просто образец наивности! – Глаза у Володи загорелись. – Особенно это было распространено даже не в Афинах, а в Спарте. Ведь жениться спартанцы имели право лишь по достижении тридцати пяти лет…
– А до этого?
– Ну напряги воображение!
Я покраснела и промолчала.
– Существует забавная история о лакедемонянах, – не унимался Володя. – Женившись, они долго не имели детей, так как с женщинами общались тем же манером, что и с мужчинами: другого они просто не знали!
Я не знала, куда деваться от смущения.
– И откуда же такой анекдот? Из Сети?
– Из Геродота. Но прочел я его, твоя правда, в Сети.
Довольная, я усмехнулась: все-таки угадала.
– Знаешь, а ведь это вполне может оказаться правдой. «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском» – как это трогательно сказано! Вряд ли он выразился бы так, имея хоть каплю сомнения. То есть он должен был точно знать, что она ни в чем не виновата! – Я перевела дыхание. – Ну а откуда могла взяться такая убежденность? То есть, если мы принимаем это письмо за письмо Жоржа, это многое объясняет.
Деревенская библиотека – это было то немногое, что осталось от клуба. Уродливый ангар с плоской крышей и парой крошечных окошек стоял за огородами метрах в двадцати от воды. Это пространство занимали чьи-то огороды. Между кустами вилась узкая, почти заросшая травой тропка. Когда-то здесь любили купаться местные. Теперь крошечный пляж заилился, и народу там почти не бывало. Все-таки как бы меня ни пугали призраком Анастасии Зябужской, а моя лестница самая лучшая.
Половину ангара занимал магазин, где продавались мороженые куры и «Краковская» колбаса, а также неизбежные чипсы, кока-кола и соленые орешки. Еще там были разнообразные консервы, молоко в пакетах и каждый день привозили свежий хлеб – нелюбимые мною овальные чуть сладковатые батоны.
Я прошла по темному коридорчику и, к своему удивлению, очутилась в довольно симпатичной комнатке. В крошечном закутке располагались списанная школьная парта, два стула и выставочный стенд, заполненный какими-то рисунками и фотографиями. Вместо стойки поперек комнаты располагался большой стол с надстройкой со множеством ящичков. Он отделял собственно книгохранилище, в котором стояли страшные металлические стеллажи с острыми углами и выступающими деталями. За столом сидела женщина лет пятидесяти и читала. Света в окошко проникало мало, и ей все равно приходилось пользоваться настольной лампой, обыкновенной, современной. А вот рядом стояло нечто поистине уникальное: тяжелое мраморное пресс-папье с лежащими на нем львами.